Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен, деанон

[Fitzgerald x Twain]

Канон:

Границы дозволенного —  унылый муж ахеец

АУ:

Hot Blood —  Гроза Виндблуме

Внеконкурс:

Sunday Morning —  Гроза Виндблуме


Оформление —  унылый муж ахеец

@темы: деанон, OTP Wars 2018, Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен

---

Юкичи Фукузава/Огай Мори, день деанона, потому что мы можем

[FukuMori team]

День канона:

Весна -  Matu
Лента -  Law Tale,  Солнце Нового Мира
Тайяки - переводчик  Эйнэри, эдитор  Law Tale
Неудобство - переводчик  Эйнэри, эдитор  Солнце Нового Мира
Разговоры о поэзии (нет) - переводчик  Эйнэри, эдитор  Солнце Нового Мира
Не без умысла - переводчик  Эйнэри, эдитор  Солнце Нового Мира
Красивый цвет - переводчик  Эйнэри, эдитор  Солнце Нового Мира
Scars - переводчик  Эйнэри, эдитор  Law Tale
Венерина мухоловка -  Matu

День AU:

Ханами -  Matu
Sayonara -  Гроза Виндблуме
books сonnecting people -  Солнце Нового Мира
Волчонок -  Law Tale

День чужих пейрингов:

Награда -  Солнце Нового Мира
Проволока -  Matu
Намёки - переводчик  Эйнэри, эдитор  Солнце Нового Мира

@темы: деанон, OTP Wars 2018, Юкичи Фукузава/Огай Мори, Неформат

---

Результаты OTP Wars 2018

[BSD OTP Wars]

По результатам читательского голосования

1 место занимает команда Юкичи Фукузава/Огай Мори

2 место — команда Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт

3 место — команда Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен

Поздравляем всех участников и победителей! Спасибо за игру

@темы: Организационное, OTP Wars 2018

---

Голосование за выкладку "чужой пейринг"

[BSD OTP Wars]

Голосование продлится до 29 апреля включительно.

Можно выбирать от одной до двух работ. Голосовать за две работы одной команды нельзя. За каждую строчку голосования команды получают один балл.

В голосовании не могут принимать участие юзеры, зарегистрированные после 13 марта 2018 года.

Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

Форма голосования:

Команда А, Название работы
Команда Б, Название работы

Ссылки на выкладки:
— Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
— Юкичи Фукузава/Огай Мори

@темы: Чужой пейринг, OTP Wars 2018, Голосование

---

Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен, чужой пейринг (внеконкурс)

[Fitzgerald x Twain]

Название: Sunday Morning
Автор: Fitzgerald x Twain
Бета: Fitzgerald x Twain
Пейринг: Фукузава Юкичи/Мори Огай
Размер: 617 слов
Рейтинг: G
Краткое содержание: на следующий день после того, как Мори уходит с поста главы мафии.
Примечания: постканон, 617 слов о том, как чуваки ничего не делают. Автор просит прощения за то, что отнимает хлеб у команды фукуморей и не успел написать это на первый день. Песня, которую слушает Фукузава – BUCK-TICK- Tight Rope

Фукузава проснулся в переплетении тел.
Солнце только поднялось над горизонтом и затапливало комнату мягким светом, путалось лучами в волосах Элизы, жидким золотом растекшихся по кровати. Грудью он мог ощущать ее маленькое хрупкое тело, прижимающееся к нему спиной, и руку Мори, зажатую между ними.
Они еще спали, и Фукузава совсем не хотел им мешать – вчерашний вечер не отличался спокойствием, не переодеваясь, они уснули, затащив его в кровать за компанию. Он тихо встал, стараясь их не потревожить, с щемящей нежностью в груди подоткнул одеяло со своей стороны – Элиза перекатилась ближе к Мори, обхватив его руками и ногами так, что они превратились в единое, многорукое и многоногое, будто всегда были половинками одного целого – и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Утренняя прохлада холодила разомлевшее ото сна тело. Он был старым солдатом, не знающим слов любви, но ему все равно хотелось поскорее вернуться в теплый уют квартиры, которую с натяжкой, но все же называл своим домом.
Путь до комбини и обратно не занял много времени, но, когда он вернулся, его встретили шум воды и приятное шкворчание в их маленькой кухоньке. В коридоре он столкнулся с Элизой, на ощупь пробиравшейся к ванной комнате и трущей ладонями слипающиеся глаза, поставил на стол пакет с покупками: персиковые и клубничные десерты, сладкие булочки к чаю и молоко для кофе, который Мори хлестал днями напролет.
По радио Сакурай мурлыкал что-то про полеты и бескрайнюю синеву. Глядя на Мори, продолжавшего взбивать палочками тесто, и на его быстро двигающиеся локти, обтянутые темной тканью рубашки, Фукузава снова ощутил чувство невесомости и хрупкости положения, в котором он очутился, будто спокойная жизнь и тихие неспешные завтраки могли развеяться, как табачный дым.

Мори поставил перед ним тарелку с блинами и сел напротив, солнце ореолом окутывало его голову.
– Я похож на милую женушку, – он улыбнулся уголком рта и пододвинул к Фукузаве пиалу с вареньем, сбросил с себя разрисованный фартук. – Чай, так уж и быть, сделаешь себе сам.
Фукузава лишь молча пожал плечами. Он знал, что готовка – второе любимое занятие Мори и что она ему чертовски идет.
А еще, что сам Мори думал о том, что если и покинет должность босса Портовой мафии, то только ногами вперед, и был страшно рад мирной передаче обязанностей. Не Дазаю, конечно, но человеку не менее достойному.

На кухню, разрушая тихую идиллию утра, вползла Элиза и, ухватив себе баночку с ананасовым йогуртом, уселась на табуретку. В присутствии Фукузавы она не скандалила так же сильно, как обычно, но, чувствуя в нем соперника, делала все, чтобы завладеть вниманием Мори. Сейчас он заплетал ей косу, действительно походя на добрейшую домохозяйку, и Фукузаве ничего не оставалось, кроме как наслаждаться пищей под кошачьи перешептывания Аччана.

– Мне приснилось, что ты стал лисой, – Мори удивленно вскинул бровь. – И хотел меня сожрать.
“Я и сейчас хочу тебя сожрать,” – подумал он, и мысль эта рождала в нем что-то заманчиво-возбуждающее.
– О, вот как? И что пишет насчет этого старина Миллер? Не верьте ему, Фукузава-доно, он тот еще шарлатан. Кстати, а кем были вы?
– Я потерялся, – Фукузава пригубил чай с таким видом, будто считал объяснение исчерпывающим. Впрочем, он и правда считал, что все лежит на поверхности. Тем более, что Мори являлся спецом по разгадыванию загадок. – Как ты думаешь, что бы это могло значить?
– Только то, что у тебя излишне богатая фантазия, дорогой.
Они посидели в тишине еще немного, пока уличный холод не начал просачиваться сквозь картонные стены типичного японского дома. Радио пело о лете, солнце и нагретом июньском песке, которых так не хватало дождливой в этом сезоне Иокогаме.
– Возможно, тебе просто нужна перемена обстановки. Слушая целыми днями Бак-Тик, и не такое увидеть можно.
Он уже распланировал по часам их поездку на Окинаву.
Осталось только предупредить о ней самого Фукузаву и детективное агентство.

@темы: OTP Wars 2018, Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен, Выкладка чужих пейрингов, Текст

---

Юкичи Фукузава/Огай Мори, день чужих пейрингов

[FukuMori team]

Название: Награда
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Фёдор Достоевский/Иван Гончаров
Размер: 758 слов
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Всё, что он брал, рано или поздно ломалось.
Примечания: немного кинк, невнятность

— Ваш чай, господин.

Иван поставил на прикроватный столик чашку и взглянул на кокон, под которым прятался Фёдор. Поведение, достойное ребёнка, а не лидера преступной группировки. Впрочем, у него была причина поступать так: избегать общества, укрываться одеялом с головой, дышать на воспалённые красные пальцы и морщиться от боли в них. Каждую осень и зиму болезнь возвращалась, вгрызалась в суставы с остервенением голодного пса. Чем холоднее становилось на улице, тем чаще Фёдор хмурился и тянулся к перчаткам. В холодные зимние дни он вообще не снимал их, спал прямо так, баюкая руки под слоями ткани и меха.

— Оставь меня.

— У вас жар. Позвольте дать вам лекарство.

Иван единственный, кому позволялось заходить в комнату и прикасаться. Он наклонился и осторожно провёл ладонью по влажному лбу Фёдора, убирая слипшиеся пряди наверх. Горячо.

— Не нужно. Я в порядке.

Самообман — полезная вещь, но только не когда дело касалось здоровья. Иван физически не мог спорить с Фёдором, был преданным и послушным слугой, но в таких ситуациях забывал про клятву и мог — пытался — вытащить господина из липких объятий болезни.

— И всё-таки.

Фёдор устало закрыл глаза и откинулся на подушки. У него не осталось сил спорить, поэтому он выпростал из-под одеяла руку и вложил в ладонь Ивана. Его руки всегда оставались приятно холодными, как у пластиковой куклы. Неживое, такое славное ощущение. Медленно и бережно Иван снял перчатки: от мизинца к большому пальцу, подтягивая ткань, а не срывая её одним резким движением. Мех внутри свалялся от пота и прилип, руку словно сдавило в раскалённых до бела железных перчатках.

Ресницы Фёдора дрогнули, выдавая его истинные чувства, и Иван с жалостью прижался губами к опухшим фалангам. Заусенцы вокруг ногтевых пластин были надкусаны или вырваны, кожа там тоже воспалилась и покраснела. Пальцы плохо гнулись и вряд ли удержали бы чашку, перо, нож, что бы ни пожелал взять Фёдор в руки.

Всё, что он брал, рано или поздно ломалось.

— Если затянуть с лечением, у вас отнимутся пальцы.

— Тогда ты станешь моими руками.

О, Фёдор говорил так проникновенно и так вязко, что у Ивана подкосились бы колени, стой он перед ним, как образцовый слуга. На кровати вдвоём немного тесно, в комнате душно, воздух спёртый, и лишь поэтому Фёдор зашёлся кашлем, а не из-за невесомых поглаживаний по запястью.

— Я не заслуживаю подобной чести.

Чтобы притупить боль, Иван использовал мазь на травах — собственный рецепт, выведенный путём проб и ошибок. Она густая и похожа на сметану. Массирующими движениями Иван втирал её в кожу, зная, что Фёдору нравится запах апельсина и корицы, а ещё чувствуя, как раслабилось его тело и очистился разум. Боги не болеют, считают глупцы, никогда не смевшие поднять на них взгляд. Боги постоянно в трудах и заботе о смертных ничтожествах, но что они вообще понимают в богах и том, как трудно и мучительно менять мир? Ещё больнее, чем в лютый мороз медленно замерзать и наблюдать, как постепенно чернеют и отваливаются твои пальцы. Фёдор говорил, что на каторге было именно так.

Он не доверял никому и не доверялся сам — всегда один, всегда на шаг впереди. Иван пытался угнаться за ним, но в итоге понял, что самое лучшее место всегда в тени идола. Туда не попадал слепящий свет и не долетали стоны тех, кто желал избавления. Иван считал, что Фёдору не следует так переживать о мире и человечестве, которое совершенно не ценило ни его стараний, ни жертв.

— Выпейте немного, вам сразу полегчает, — Иван помог Фёдору сесть, поднёс чашку к сухим губам. Часть жидкости пролилась мимо и капнула на одеяло, но Фёдор этого даже не заметил. Облизнулся, вздохнул и упал обратно на подушки, заботливо взбитые Иваном ещё утром. — Доброй ночи, господин.

Дыхание Фёдора выровнялось, лицо из бледной восковой маски обернулось простым лицом уставшего человека, который изо всех сил боролся с собственным бренным телом. Он был Богом и человеком одновременно, Иван принимал эту его слабость и не винил Фёдора за то, что у него, как и у всех людей, случались взлёты и падения, после которых крылья очень долго волочились по земле, не в состоянии поднять хозяина в небо.

Зима Фёдора Достоевского скоро закончится, вместе с ней уйдёт и боль, а значит Ивану недолго осталось приходить к нему по вечерам и гладить горячие пальцы. Наверное, это к лучшему. Наверное, Иван должен радоваться и такой малости, но почему-то мысли о пылавшей коже и быстрых ударах сердца не выходили из головы.

*

— Помоги мне, — голос Фёдора был знакомо стальным и уверенным, ни следа прежней надтреснутости. Иван обернулся и протянул руку, думая, что ему сбросят тяжёлое от неожиданного ливня пальто, но вместо этого перед ним оказалась ладонь в перчатке. — Сними их. Ты хорошо потрудился, и это — твоя награда.

Иван почувствовал, как слабеют ноги, и торопливо опустился на одно колено.

Тень, что отбрасывал Фёдор, ослепляла.

Название: Проволока
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Чуя/Мори
Размер: 1271 слово
Рейтинг: PG
Краткое содержание: У Чуи всегда были сложные отношения с цирком.

Чуя никогда не понимал суть цирка. Не разделял восторга при виде парящих под куполом эквилибристов, не задерживал дыхание вместе с залом под напряжённый перестук барабанов, не восхищался укротителями зверей и гимнастами, не смеялся. Но охотно покупал билеты и позволял толпе унести себя полумрак под сенью выцветшего шатра. Чуя не поднимал головы, когда под куполом натужно скрипели веревки и порхали развлечения ради люди, рискуя жизнью. Не оборачивался, заслышав рык, и едва ли помнил, как выглядит цирковая арена. Его представление было не менее зрелищным, но стать его свидетелем было смертельно опасно. Чуя толкался и танцевал в толпе. Чуя воровал.

— Не самое удачное решение.

Девушка в трико приветливо махала рукой, ткань блестела под светом софитов, пока люди в тени ставили декорации для следующего номера. Чуя смотрел на огромное колесо арены, на железные подпорки под высоким потолком, страховочные тросы и ощущал острое чувство неправильности. Это шоу для детей старше шести лет никак не могло быть цирком. Слишком много пространства, слишком организованно, слишком современно.

Чуя приблизился к краю балкона и, делая вид, что ищет удобные позиции для возможных снайперов, начал разглядывать занятых своими делами людей. Настороженность медленно отпускала. Настоящий цирк никуда не делся, он просто расползся по новеньким креслам с номерами и широким проходам.

Все ещё не постижимый для него.

Чуя обернулся, чтобы спросить, в чем они просчитались, но момент был уже упущен, программа лежала на соседнем пустующем кресле, а Мори увлеченно смотрел, как под лёгкую танцевальную мелодию, поднимается эквилибристка «под купол». Ее трико то и дело вспыхивало серебром, как бок форели в быстрой воде. Попробуй поймай. Чуя не по наслышке знал, какие ловкие у смерти руки.

На третьем сальто Мори его позвал и едва заметно кивнул на ложу чуть справа от той, что по диагонали. Чуя кивнул и уже собирался уйти, как его догнали слова:

— Чувствуешь? — голос Мори иногда казался ему спокойной озёрной гладью, таящей под собой огромных древних чудовищ. Лёгкая беззаботность сочилась мрачным знамением и ожиданием крови. По шее побежали мурашки. Чуя кивнул, не оборачиваясь, зная, что в этом нет необходимости.

Речь шла не о пролитии той крови, ради которой они пришли сюда, это была смерть иного толка. Если бы Чуя верил в богов, он бы сказал, что сегодня цирк получит положенную ему жертву. Не то чтобы ему это нравилось. Иногда старым уродливым вещам лучше оставаться в прошлом, чтобы не источать запах разложения в и без того нелёгком настоящем. Потому что старое не всегда оказывалось слабым.

Чуя лёгкими шагами дошел до ложи, на которую указал Мори, мельком показал билет встрепенувшемуся контроллеру и распахнул двери. Судья смотрел на него с застарелой неприязнью и горечью.

— Позвольте составить вам компанию.

— Будь добр, иди к черту со своими любезностями, — властный тон вершителя человеческих судеб звучал невыносимо иронично в сложившейся ситуации. Чуя усмехнулся, но ничего не стал больше говорить. Его дело было за малым.

Маленький острый камень с улицы был едва заметен в густых тенях. Эквилибристка почти завершила свой номер, толпа восхищённо вздыхала, костюм поблескивал от каждого ловкого движения, притягивая взгляд.

Чуя тогда очень быстро завязал с воровством. Его тайные представления принадлежали теперь только двум людям: тому, кто сейчас получит камень с висок, и тому, кто наблюдает за ним с другого конца зрительного зала.

Судья сцепил зубы и указал на того, ради которого пал так низко. Он был давно обречён на долг перед Портовой мафией, но Чуя об этом никогда не скажет. Его самого нервировало, когда чертов Дазай брал планирование операции в свои руки, помыкая им как послушной псиной, так что судья точно был бы не в восторге. С Мори подобное ощущалось как само собой разумеющееся, но это уже была личная проблема Чуи.

Камень с тихим свистом исчез в зрительном зале, и одновременно с этим событием случилось кое-что ещё. Чуя только краем глаза подметил, вновь привлеченный блеском костюма, как пальцы коснулись перекладины и не сомкнулись на ней.

Удачливая форель попалась в руки смерти.

Чуя быстро направлялся к выходу, игнорируя вопросительные взгляды сотрудников, которые ещё не знали, что произошло. Он успел выкурить сигарету в переулке под навесом давно закрывшегося магазина, прежде чем Мори показался на крыльце. Чуя быстро пошел навстречу, раскрывая на ходу большой черный зонт, и прикрывая его от дождя.

— Прекрасная работа, Чуя, — Мори довольно улыбнулся, непреклонно отбирая ручку зонта. Настаивать на своем было бессмысленно, ровно как и указывать ему, что делать.

— Спасибо, босс.

— Представляешь, она сломала спину, — он говорил так просто, что это могло привести в ужас обычного человека, но Чуя только чувствовал смутное удовольствие от тонких ноток исследовательского интереса в голосе. Таким тоном Мори иногда спрашивал Дазая, каким отравлением тот его порадует сегодня. Однако, даже человек, добровольно выбравший танец со смертью, стоил сочувствия в подобных случаях. Томительное и болезненное угасание в больнице рисовалось картиной страшнее пули в висок или разрушающей тело неконтролируемой способности.

Будто у него в самом деле были шансы на первое.

— Не делай такое лицо, ее случай не безнадежен, — Мори смотрел внимательно и чуть насмешливо. Завораживающе. Чуя с трудом подавил улыбку. — Подойди ближе, ты сбоку весь промок. Простудишься — пойдешь в городскую поликлинику.
Он не заметил, как Мори приобнял его за плечо и прижал — к себе — к центру зонта. Слишком близко. Его даже подростком так не тискали, как сейчас. Чуя не знал, радоваться ему этой ненавязчивой и внезапной близости или злиться, что его все ещё не воспринимают всерьез в том смысле, о котором он старался не думать в присутствии Мори. Чуя ощутил лёгкий запах женского парфюма от шарфа, практически незаметный на фоне одеколона, и с удивлением подметил, как резко ушло хорошее настроение.

Чуя не понимал суть цирка. Зачем рисковать своей жизнью ради развлечения других, что такого особенного в том, что делают эти люди, почему приручить и заставить выполнять трюки тигра считается чем-то интересным. Он мог точно также и даже лучше. А потом он встретил человека, одиноко ступающего по тонко натянутой стальной проволоке над бездной. С одной стороны сидел скучающий ассистент, то ли собирающийся кинуть шест для баланса, то ли воспользоваться кусачками. С другой пустая площадка, до которой идти и идти. А вокруг были те, кто жаждал зрелища, будь то сокрушительное падение или успех. Мори небрежно запахивал халат, от которого все никак не мог избавиться, улыбался и неспешно ступал, аккуратно балансируя. Чуя нервно облизывал губы, сжимал руки в кулаки и не дышал на самых опасных моментах. Восхищение напополам с ужасом и непониманием требовало действий, но он ничем не мог помочь, разве что натянуть проволоку потуже, чтобы не раскачивалась слишком сильно.

Что ж, он давно хотел попробовать себя в хождении по канату.

— Босс.

— В чем дело?

— Судья мне сказал кое-что, — Чуя понизил голос, косясь на пустые улицы так, будто стены их могут подслушать. Мори чуть наклонился, закрывая их обоих зонтом. У него уже начинали закрадываться подозрения, поэтому Чуя отбросил все сомнения.

— Что же?

— Цирк напоминает пытку, — пробормотал Чуя, сокращая расстояние между их лицами, но не позволяя себе коснуться. Теплое дыхание осело на губах, глаза напротив были близко как никогда ранее. По крайней мере, ему будет, что потом вспомнить, если… Мори отшатнулся, удивлённо распахивая глаза, несколько секунд смотрел на него, будто увидел нечто невероятное, и криво усмехнулся. Чуя стоял под дождем, жадно вглядываясь в его лицо, и пытаясь понять ответ.

— Чуя… — от такой покровительственной интонации сводило зубы.

— Прошу меня извинить, босс.

Чуя опустился на колено, склоняя голову. Дождь заливал лицо, челка упала на глаза, но он оставался неподвижен.

— За что? — тон Мори неуловимо — из-за дождя было не разобрать — изменился.

— За то, что не сделал этого раньше.

Мори рассмеялся. И подал руку. Чуя поднялся, крепко стискивая его ладонь.

— Городская поликлиника по тебе плачет.

— Скорее уж по вам.

— Не наглей.

— Это приказ?

Тонкая проволока опасно просела под его весом, но высота никогда не пугала Чую.

Название: Намёки
Переводчик: FukuMori team
Эдитор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Оригинал: @kotatsumuri07
Пейринг: Фрэнсис Скотт К. Фицджеральд/Юкичи Фукузава
Рейтинг: G
Количество страниц: 2
Краткое содержание: Выпьем по стаканчику?

<

@темы: OTP Wars 2018, Юкичи Фукузава/Огай Мори, Выкладка чужих пейрингов, Чуя/Мори, Текст

---

Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, день чужого пейринга

[Steincraft]

Название: Шах и мат
Автор: Steincraft
Бета: Steincraft
Пейринг: Осаму Дазай/Рампо Эдогава
Размер: 1338 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Если подумать о том, что Рампо знал всё с самого начала, то почему не выдал всем страшную правду?
Примечания: неграфичное описание насилия.

— Ферзь на Е2, — Дазай едва касается гладкого лакированного дерева фигуры, чтобы переставить её на указанное место.

Рампо, развалившись в кресле напротив, покачивает носком ботинка, словно в размышлении. Он наверняка видит, что его загоняют в ловушку, но его внимание направлено на иное.

Внимание Рампо направлено на Дазая, и он затрудняется ответить, хорошо это или плохо.

— Ммм… служба такси? — тянет тот свое предположение; от абсурдности его слов Дазая прошибает дрожь. Он представляет жесткий круг руля под своей рукой и нелепую фуражку, и то, как он улыбался бы клиентам и клиенткам — а у последних, может быть, даже спрашивал, не желают ли они разделить с ним последние минуты жизни.

Если бы его пассажиром оказался Рампо, Дазай не стал бы спрашивать.

Рампо сел бы на переднее сиденье и, разумеется, не пристегнулся — отодвинул сиденье подальше, сполз по нему, зашуршал фантиками от конфет, наверное, толкнул бы в левое плечо и до отвратительного понимающе ухмыльнулся, когда Дазай нажал на газ, чтобы набрать нужную скорость и вылететь за ограду моста, заблокировав перед этим двери.

Если подумать о том, что Рампо знал об этом всем еще до того, как набрать его номер, — то сел бы он к нему в машину?

— Нет, Рампо-сан, — он выдавливает из себя смешок. В горле неожиданно сухо.

— Ску-у-учно, — Рампо вытряхивает из пакетика себе на ладонь еще один леденец. — Тогда король на G2.

— И у тебя больше нет идей?

Дазай не понимает сам, почему спрашивает. Он смотрит, как Рампо липкими после леденца пальцами качает в воздухе королём, будто не уверен в собственном ходе. Тянет время. Шахматы с Рампо не похожи на бой. Скорее долгую, выматывающую осаду, итогом которой станет смерть всех защитников крепости.

— Распорядитель в цирке.

— Это потому что ты любишь ходить на представления?

— Потому что ты ведёшь себя, как клоун.

Рампо как всегда прямолинеен. Кроме него никто не говорит правду с таким спокойным выражением лица. Дазай представляет и это — запах жареной кукурузы и сахарной ваты, шерсть животных и открытый огонь, громкую музыку и гимнастов под самым куполом. Фокусники и иллюзионисты всех мастей собрались бы в одном месте, чтобы удивлять и шокировать публику, а Дазай в разгар шоу со шпагами попросился бы на место девушки — в ящик. Нетрудно догадаться, как именно остаётся помощница фокусника невредимой, но ведь Дазаю и не нужна безопасность. Воображение подсказывает: зал перед тобой, и в первом ряду Рампо — сидит, развалившись, жуёт арахис в глазури и подозревает, возможно, что совсем скоро на сцене произойдёт “несчастный случай”.

Если подумать о том, что Рампо знал об этом с самого начала, то разве не остановил бы он фокусника со шпагой?

Он бы вообще не пришёл в цирк, думает Дазай.

— Снова мимо, Рампо-сан, — стоит закончить эту игру в угадайку быстрее, даже если Дазаю так сладко рассматривать возможности, предлагаемые ему. — Ладья на H2.

Рампо закатывает глаза и тяжело вздыхает. Дазай ждёт, что он откинет голову на спинку кресла, показав беззащитное горло и остро натянутый кожей кадык, взмахнёт рукой и скажет что-нибудь в духе: “слишком скучно, мне надоело!” Игра в шахматы для него — всего лишь способ убить время между расследованиями. Ничего серьёзного. Ничего личного.

— Сколько у меня попыток? — спокойно спрашивает он. Очки, знает Дазай, лежат в потайном кармане, но Рампо за всю партию ни разу за ними не потянулся.

— Сколько угодно! Как и у всех.

Самому себе Дазай может признаться, что хочет, чтобы Рампо видел каждую его смерть. Стоял над телом, разглядывал, окидывал не равнодушным взглядом, а цепким и острым, какой появляется у него редко — если дело зацепит, а разгадка окажется достойной внимания великого детектива. Жаль, ведь чтобы заслужить его, Дазаю придётся умереть по-настоящему. О мёртвых Рампо думает дольше десяти секунд, он засекал.

— Я — не все, — рука замирает над доской, вот только мысли Рампо где-то далеко от продумывания ходов наперёд. Это льстит. Будоражит. Он ведь не догадался или?.. Спину прошибает потом, а уверенная поза выглядит нелепой попыткой спрятаться от того-самого-взгляда, о котором Дазай давным-давно мечтает. Странный выверт сознания: по всем законам, его должно тошнить от слишком умных людей, читающих его, словно забытую школьником на парте тетрадь, но вместо отвращения приходит томительное ожидание.

Дазай надеется, что Рампо не угадает. Дазай знает, что этому не бывать. И что он проиграл, когда впервые встретился с не по-детски умным взглядом.

— Ты такой один. Без тебя немыслимо существование Агентства.

— Я знаю, — Рампо нравится лесть, он охотно выслушивает её и соглашается с тем, что обычным людям далеко до его способностей. Единственное, в чём он слаб — интриги и коварство, но если не для этого Фукузава принял Дазая, то для чего ещё?

Если подумать о том, что Рампо знал всё с самого начала, то почему не выдал всем страшную правду?

Думать об этом не хочется.

— Мне кажется, у тебя кончились идеи.

— Король на G1, — обрывает его Рампо и без паузы добавляет: — Психотерапевт.

Тут Дазай не выдерживает и смеётся — полумрак кабинета и признания неудавшихся самоубийц пролетают сквозь его сознание, не оставляя следов, — а затем улыбается чуть более натянуто, чем обычно. Смог бы он слушать других и давать им советы? Чувствовать чужую боль, как свою? С этим идеально справляется Куникида, всегда принимающий не_свои проблемы слишком близко к сердцу. Каждая смерть для него — личный провал. Для Дазая смерть — избавление, которого ему никогда не достигнуть.

Может быть, думает Дазай, он бы отговаривал их — не из сочувствия, но из зависти к тому, что их от смерти отделяет один шаг, а его — данное обещание и бесконечность счастливых случаев. Может быть, его любили бы коллеги, а руководство отметило как ценного сотрудника и подарило цветное мыло и билет на экскурсию в Аокигахару.

Может быть, однажды Рампо перепутал бы номер — или решил, что служба спасения занимается в том числе заблудившимися в трех домах людьми — и дозвонился бы ему.

Дазай говорил бы с ним, прижав телефон плечом, пока завязывал висельный узел на длинном проводе.

Если подумать о том, что…

— Король на D2, — прерывает свои собственные мысли Дазай и склоняется над доской коршуном, сознательно беря паузу перед следующими словами.

Рампо выжидает.

— Шах и мат, — говорит Дазай.

— Портовая Мафия, — отвечает Рампо.

Это звучит не вопросом и даже не попыткой ткнуть наугад, как все предыдущие, но давно известной и непреложной правдой. Дазай, стараясь успокоить всполошившееся сердце, разводит руками — мол, я проиграл, вы тоже проиграли, что будем делать, Рампо-сан?

Рампо наклоняет голову вбок, рассматривая его, словно препарированную лягушку. Под внимательным взглядом Дазаю хочется скукожиться, занять как можно меньше места, но усилием воли он остается сидеть ровно. Рампо сейчас ему — высший судья, его приговор окончателен и не подлежит обжалованию, и Дазаю кажется, будто он наконец умрет, когда его услышит, — или уже умирает, каждую секунду, пока Рампо молчит.

— Я хочу сыграть с тобой еще раз, — роняет в итоге Рампо, быстро потеряв интерес к происходящему. — Как-нибудь потом. Сейчас мне лень.

Облегчения в груди Дазая хватило бы на всю Йокогаму; он улыбается почти неловко, скрывая нервозность. Надо бы пошутить или как-то иначе разрядить обстановку, но проблема в том, что Рампо уже заказал себе пирожное, и ему нет дела до внутреннего Конца Света отдельно взятого Дазая Осаму.

— Тогда...

— Постарайся в следующий раз удивить меня, — доносится тихое, как выстрел из пистолета с глушителем. — Эта загадка была слишком простой.

Дазай вспоминает, как в мафии расправляются с предателями: три пули в грудь и сбросить в придорожную канаву, ждать, пока черви не прогрызут себе дорогу внутрь, а бродячие звери не обглодают лицо до черепа — грязная смерть, собачья смерть, мафиозная смерть, на таких не заводят дело и не обводят мелком.

Если бы Рампо споткнулся о его труп ранним утром, то бросил бы на него мимолетный взгляд и забыл о нем мгновенно, не найдя в такой гибели ничего необычного.

В таком случае ему не досталось бы даже стандартных десяти секунд, и Дазай находит это отталкивающим, мерзким. Хорошо, что такая смерть ему не грозит, пусть даже он не отказался бы увидеть, как Рампо кривит губы, поднимая пистолет и нажимая на спусковой крючок.


Он ни о чем не жалеет — ему обещано большее, лучшее. Дазай еще не знает, как умирают детективы: может, их настигает шальная пуля на задании, может, они прикрывают собой напарника, может, идут на эшафот за подчиненного, но у него будет шанс узнать — не сейчас, но как-нибудь потом.

Единственное, в чем он уверен, так это в том, что как и когда бы он ни умер, до самого последнего вдоха он будет ощущать на себе тяжелый, обжигающий взгляд Рампо.

@темы: OTP Wars 2018, Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, Выкладка чужих пейрингов, Осаму Дазай/Рампо Эдогава, Текст

---

Голосование за выкладку "АУ"

[BSD OTP Wars]

Голосование продлится до 29 апреля включительно.

Можно выбирать от одной до трех работ. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя. За каждую строчку голосования команды получают один балл.

В голосовании не могут принимать участие юзеры, зарегистрированные после 13 марта 2018 года.

Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

Форма голосования:

Команда А, Название работы
Команда Б, Название работы
Команда В, Название работы

Ссылки на выкладки:
— Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
— Юкичи Фукузава/Огай Мори
— Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен

@темы: OTP Wars 2018, Выкладка АУ, Голосование

---

Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен, АУ

[Fitzgerald x Twain]

Название: Hot Blood
Автор: Fitzgerald x Twain
Бета: Fitzgerald x Twain
Пейринг: Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен
Размер: 876 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: у Марка шило в одном месте, а Фицджеральд просто оказался не в том месте не в то время
Примечания:

спойлер

зомбиапокалипсис!АУ, легкий экзистенциализм

Они повстречались друг другу в Миннесоте одним жарким деньком. Солнце яростно выжигало глаза, отсвечивая от облицованных стеклом многоэтажек, ветер перекатывал пустые бутылки по улицам опустевшего города, слепо глазели в пустоту разбитые витрины, а Марк наблюдал за ним, отбивающимся от безумной толпы топором с длинным древком. Сам Марк, конечно, предпочитал пушки, – нет ничего лучше пушек – но не мог отрицать, что эффектный блондин в дорогой белой рубашке, умело орудующий инструментом дровосека, смотрится впечатляюще. Пусть даже рубашка местами и потемнела от пота.
Впрочем, каким бы великолепным незнакомец ни был, Марк без малейшего сожаления оставил бы его не закуску местным зомби, если бы не огромный мешок всяких полезных штуковин, типа еды и коробочек с патронами (зачем мужику с топором вообще патроны?), который этот потрясающий во всех смыслах человек с таким усердием оборонял. И который неплохо было бы заиметь, ввиду полной разграбленности магазинов в данном квартале.
Сняв двух ближайших зомби выстрелами в голову, Марк поманил незнакомца в свою сторону, кивком указывая на припаркованный за углом байк, и побежал первым.
Ни на один миг не выразив удивления, незнакомец улыбнулся солнечно-широко и торжествующе опустил блестящее лезвие на голову последнему ублюдку, явив на свет неприглядные остатки его мозгов.
Как будто точно знал, что Марк следил за ним из-за полуобвалившегося куска железного забора.

Случилось так, что агрессивные живые мертвецы-каннибалы привели к коллапсу цивилизации. Как обычно случается в подобных ситуациях, полиция сосала, все спецслужбы сосали, правительство сосало, а таинственная непонятная хрень, превращающая нормальных сапиенсов в бездумные куски плоти, распространялась все дальше и больше, безостановочно всасывая людской контингент.
Нельзя сказать, что такой поворот судьбы очень уж удивил Марка: он всегда подозревал, что человечество кончит чем-то подобным, но даже для него, склонного ко всяческим авантюрам, это было слишком.
Хотя и знатно будоражило, что уж сказать.
Отрицать то, что во всем этом крылась некая романтика, было нельзя. Ну, то есть, закат человечества, все дела, непредвиденные кэмпинги, борьба за жизнь в лучах заходящего солнца…
Адреналин.
Подогревающий кровь, бурлящий и радостный. Будто все в нем только и ждало момента, чтобы выплеснуться наружу, будто весь мир сошел с ума только для него.

Марк остановился посреди лесной дороги и слез с мотоцикла, обернулся к своему нежданному спутнику. Вблизи он показался еще более сияющим и жизнерадостным, даже больше, чем сам Марк.
– Привет, незнакомец.
– И тебе привет, – он протянул руку, но тут же опустил, почувствовав себя глупо. – Меня зовут Фрэнсис. Фрэнсис Фицджеральд.
Марк мысленно присвистнул. Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд был последним магнатом Миннесоты, непонятно на чем делающим деньги, но заоблачно богатым и имеющим собачье чутье на любую возможную прибыль. Почему он остался в пораженном болезнью городе?
Уже-не-незнакомец закурил, стоя под раскидистой сенью пихт. Видимо, чувствовал он себя великолепно. Вся его поза излучала стабильность и уверенность в завтрашнем дне.
– Я – Марк.
– Класс, а из лука тоже можешь?
– Как два пальца об асфальт, – Марк самодовольно улыбнулся.
Фицджеральд каким-то образом узнал его, хотя ни разу не видел ни вживую, ни на фото. Неудивительно, ведь он был лучшим стрелком во Флориде, но, все равно, очень лестно.

Они уже несколько недель ехали на север вместе, оставляя позади поля и леса родной Америки. На севере, согласно инструкции по выживанию во время зомбиапокалипсиса, было наиболее безопасно, поэтому Марк был готов терпеть общество напыщенного ублюдка, которым Фицджеральд, не смотря на все свои плюсы, являлся, во имя всеобщего и своего собственного спасения. Тот, видимо, из тех же соображений следовал за ним.
У Фицджеральда вообще было много секретов, начиная с совершенно плебейских поведенческих замашек и кончая долгими задумчиво-грустными взглядами, достающимися Марку по вечерам.
В целом, он обладал тем, что называют очарованием одинокого человека, и Марк бы точно поверил в его заинтересованность, если бы не знал о существовании у Фицджеральда жены и ребенка.
Которые наверняка ждали его где-то за морем хвои.

Посреди макабрической мясорубки кузнечики стрекотали особенно агрессивно. Марк перешел на мелкашку (точнее, это зомби перешли на нее) и ощущал себя как никогда прекрасно, солнце жарило, как не в себя, а ходячие и не думали кончаться.

Марк попробовал уговорить себя не пялиться на чужие мышцы в перерывах между стрельбой, но это было физически невозможно, и он пропустил довольно много, усложнив Фицджеральду жизнь.
Перезаряжая пистолет, тот медленно отступал в сторону машины, и даже грязь не могла испортить его внешний вид. Марк в который раз этому поразился и еще раз оглядел фронт работы – до города оставалось пара десятков миль, кишащих богомерзкими тварями, шастающими по девственно открытым полям, а бензин грозил издохнуть через минут двадцать. Им катастрофически важно было пройти через Суон-Ривер – в подобных условиях это стало бы чистейшим самоубийством, но еще мучительнее было бы остаться без еды, воды и оружия в этом двинувшем кони мире.

На севере Фицджеральда никто не ждал. За видимым сиянием он скрывал разочарованность и бессмысленность своей жизни, которую компенсировал показушной надменностью. В то время, пока Марк считал проблему выживания максимально забавной и ироничной - он, все-таки, был лучшим стрелком, Фицджеральд тяготился ею на полном серьезе, мысленно покрывая себя позором.
Если бы Марку удалось расшевелить его, он бы записал это в “Дневник удач Твена”. Сущность бойца, которая незримо всегда присутствовала в нем и, несомненно, присутствовала в Фицджеральде, требовала решительных действий - сковырнуть золотой налет, разжечь пламя и звезды в глазах, не подставные, но настоящие, и заставить самостоятельно подняться на ноги.
И вскипятить кровь.

Они продолжали ехать на север. Если бы его спросили, Фицджеральд сказал бы, что это бесполезно и бессмысленно, ведь смысл его жизни был похоронен далеко южнее. Марк сказал бы, что новые смыслы рождаются каждый день.

@темы: Свой пейринг, OTP Wars 2018, Выкладка АУ, Текст

---

Юкичи Фукузава/Огай Мори, день AU

[FukuMori team]

Название: Ханами
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Юкичи Фукузава/Огай Мори
Размер: 895 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Мори никогда не жалел о своих решениях.
Примечания: АУ в рамках канона, пафос, страдания,

спойлер

смерть персонажа.

Мори расстелил покрывало, пристроил корзинку для пикника с краю и с наслаждением опёрся о шершавый ствол сакуры. После рубашек, брюк и высоких сапог, традиционная одежда казалась слишком просторной и непривычной, будто он ее украл, а не вытащил из шкафа. Особенно темное хаори.

Элиза в юкате, расшитой крупными золотыми рыбками и узорами, тихо присела рядом, неотрывно глядя на падающие лепестки. Также тихо передала из корзины саке и взяла печенье. Мори не любил тихих детей. Он слишком часто таких видел, и лишь малая часть была не поломана жизнью. Элиза молчала как на похоронах. Обычно его это не угнетало, но сейчас заставляло искать в памяти подходящие случаю стихи, чтобы разбить нависшую над ними тишину. Мори промочил горло и произнес первую строчку, удивляясь сухости собственной речи. Элиза покачала головой, не давая ему закончить.

Мори коснулся обшитого темной тканью края хаори и выпил ещё.

Сакура белела жутким облаком в тусклом свете луны, изредка роняя лепестки.

Щек коснулись маленькие теплые ладони. Мори смотрел в грустные глаза Элизы, чувствовал, как большие пальцы будто стирают что-то с щек.

— Не плачь, Ринтаро.

«Я и не плачу», — хотел сказать Мори, но не смог. Глаза были сухими.

Прошлое ханами они были влажными от смеха. Всего лишь раз.

Но так получилось, что кошачьи лапы оказались слишком коротки. А они слишком увлеклись друг другом. Поэтому тот раз был последним.

***

Фукузава не открыл глаз, когда Мори подошёл вплотную и практически рухнул на колени, когда приставил скальпель к истекающему кровью горлу, когда замер, выискивая подходящую артерию. Только с трудом поднял и уронил тяжёлую руку ему на колени. Мори рвано выдохнул и стянул перчатку зубами, чтобы коснуться прохладной ладони, сжать грубые пальцы, погладить мозоли от ручки и обмотки катаны, переплести со своими. Чтобы почувствовать. Первый и последний раз.

Нестерпимо хотелось упасть рядом, тело казалось чужим и слабым, а голова каменной, бестолковой. Но здесь не было Мори, только босс Портовой мафии, и у него были обязанности. Испей сполна из чаши горя, изваляйся в самой мерзкой и черной грязи, покрой себя кровью с головы до пят, всегда отвечай на удар и завершай начатое. Он и так себе позволил слишком многое. Человек перед ним был опасен для мафии, и разумный рассчет требовал избавиться от него, отбросить ставшую бесполезной концепцию. Игра в переговоры и доверие была хороша на изученном поле, но стоило его сменить, местные правила безжалостно разгромили их, загнав в угол, вокруг которого они так долго кружили.

Скальпель снова коснулся кожи, чуть рассек ее. Фукузава медленно открыл мутные от боли глаза и слегка пожал его руку.

— Если ты… также долго… выбираешь платья… Неудивительно, что…

— Не порть момент, Юкичи, — скальпель вошёл глубже. Кровь расплывалась блестящим пятном по темному хаори, впитывалась в штаны, только в сапоги не заливалась, так много ее казалось. И это было даже не смертельное ранение. Пока что.

— Ты слишком… эгоистичен… Ринтаро, — имя кольнуло неправильностью, не тот тон, не тот человек, не те обстоятельства. Элизе придется изменить своим привычкам, чтобы больше не тревожить запятнанное горьким и насмешливым тоном обращение. Оно теперь принадлежало другому.

— Мне, знаешь ли, ещё жить с этим.

Фукузава усмехнулся уголком губ и прикрыл глаза. Светлые ресницы местами были испачканы красным, выразительная изогнутая тень опустилась на острые скулы. Мори жадно смотрел, как подрагивают веки, сжимаются от боли губы, впитывал до мельчайших деталей, как едва ощутимо скользит большой палец по его костяшкам.

Мори сделал резкий разрез вдоль сонной артерии. Он чувствовал себя нестерпимо живым. Смех юркой птичкой ворочался в горле, глаза болели от обилия красного, как после длительной операции. На секунду ему показалось, будто с них ненадолго сползло и облупилось как дешёвая краска обязательство перед их организациями. Не осталось ни прошлого, ни будущего, только они сами. Чистые человеческие болванки. Которые они связали красной нитью общей тайны, не рассечь, не развязать. Сказки говорили, что имя — это важно. В их случае имена были смертельны.

Только после внезапного обрушения здания Мори понял, что чуть не переломал Фукузаве пальцы своей хваткой. Ему уже было все равно, конечно, но тревожить лишний раз не хотелось. Лёгкое непослушное тело шатало, пальцы не разжимались, а пыль на полу смешивалась со свежей кровью. Фоновый шум из боли и слабости, порождаемый вирусом, исчез, в голове будто щёлкнул невидимый тумблер, возвративший ясность мыслям.

— Идиоты, — пробормотал Нацуме и прижал шляпу к груди, склоняя голову. И правда. Какие же они всё-таки доверчивые идиоты…

Мори освободил руки, чтобы убрать, пачкая, белые волосы со лба и легко коснуться его губами. Холодный. Как быстро.

Голова кружилась от кровопотери, но пытаться сейчас остановить возобновившийся поток гипотез и возможных решений было также бессмысленно, как кричать на прорвавшую плотину реку. Мори смотрел в стену пустым взглядом и анализировал сложившуюся ситуацию, поражаясь практически из ниоткуда возникающим в голове вариантам развития событий.

— Мы им не скажем.

Нацуме молча кивнул, неотрывно глядя на тело немигающим глазами.

— Ненадежно.

— Если поменять план посреди операции, возникнут вопросы.

— Это точно, — прозвучал новый голос в повисшей тишине. Ёсано опиралась на оставшийся в целых дверной косяк и с ненавистью смотрела Мори в глаза. На тело она едва взглянула. Мори откашлялся, набрал в лёгкие побольше пыльного сухого воздуха и начал говорить.

***

— Я ни о чем не жалею.

— Я знаю, — Элиза внимательно следила за полетом одного из лепестков. Он бы ответил также.

Мори провел по темному краю хаори, зацепился пальцами за дырку и хлебнул саке из горла. Он поискал в рукавах нитку с иголкой и принялся зашивать темную ткань, чтобы скрыть тонкие линии треугольников на жёлтом фоне.

Элиза сунула ему под руку платок.

Название: Sayonara
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Юкичи Фукузава/Огай Мори
Размер: 1500 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: все началось с того, что мальчик потерялся.
Примечания: нежный сюр, мифические существа!АУ, деревня, безжалостное склонение японских слов.

Юкичи заблудился. Его окружали совершенно одинаковые вязы, скрывающие кронами небо, какие-то кусты с красными заманчивыми ягодами, жухлые цветы. Птицы не пели, не стрекотали цикады, и все будто бы было погружено в то сладостное омертвение, в которое обычно впадает природа перед разрушительной бурей. Вдобавок, Юкичи ощущал что-то, чему не мог дать объяснение, только чувствовалось это каким-то обрывком в сердце, сдавливающим грудь, чем-то, что заставляло его уйти, поспешно побросав в котомку лишь самое необходимое.

Некоторые называют это чувство одиночеством.

Ему было все равно, куда идти. Деревню со всех сторон окружал лес, и не было ни единого живого существа, могущего рассказать, есть ли что-нибудь дальше непролазной зеленой чащи. Люди жили, не задумываясь о том, что снаружи, а внешний мир, казалось полностью забыл о них, Юкичи был первым, кого боль погнала прочь. Среди одинаковых деревьев он давно потерял путь, блуждая минуты или часы, с неба хлопьями повалил первый осенний снег, накрывая примятую им траву, и теперь он не нашел бы даже дорогу обратно.

В дикости и фантасмагоричности припорошенного снегом леса его нашла она. Удивилась, положила руку на плечо, закрывая рукавом от ветра; от нее пахло обволакивающим и цветочным, и Юкичи увидел среди деревьев дом с покатой красной крышей.

Сквозь фусума просвечивали красные огни, это будило мысли о тепле и отдыхе. Она повела его, и он пошел за ней, зачарованный легким изгибом губ, рукавом, обнажившим тонкое запястье, мелким цветочным орнаментом юкаты. Ступил в дымное марево комнаты, ловя огненные отсветы на стенах, и под его взглядом рыжие всполохи превратились в двухголовых зверей, маленьких юрких птичек и треугольных лисиц, кусающих друг друга за хвосты.
Пряный цветочный аромат обволакивал легкие, было больно дышать, но уходить не хотелось, он протянул к ней руку, поймал пустоту, и перед глазами внезапно поплыло, завлекая в красочный хоровод юродиво пляшущий огонь, искрящийся в светильниках и ореолом окутывающий ее голову. Он никогда не видел такого пламени и беспомощно сгорел бы в ее глазах, если бы не чужая рука, сжавшая его плечо.

Черный человек стряхнул снег со шляпы. Повеяло свежестью, Юкичи вдруг ощутил смертельную усталость и почти физическое недовольство, исходившее от Неё. Черный человек хмыкнул, взмахом руки разгоняя табачный дым, обрывками витающий в воздухе, и поманил за собой в рассветную синь. Юкичи оглянулся, заметил неприятную улыбку и несколько рыжих хвостов, шевелящихся под полой кимоно, поспешно вывалился вслед за мужчиной на энгава, а потом и в сияющую белизну покрытого тонким слоем снега сада.

Они шли сквозь лес какими-то лисьими тропами: черный человек вел, его худощавая спина покачивалась в такт шагам, руки были засунуты в карманы хакама. В какой-то момент он остановился и накинул на плечи продрогшего Юкичи свое черное хаори, сославшись на то, что лисы не мерзнут, а дети — вполне; на Юкичи пахнуло теплом и чем-то терпким, но он не захотел обнаружить свой стыд и упрямство, поэтому лишь недовольно нахмурился.

Черный человек улыбнулся хитро-заговорщически, указывая ладонью куда-то вперед, и у Юкичи перехватило дыхание — то тут, то там золотые и синие всполохи вспыхивали на земле и будто шептали тонкими голосами, снег под ними не таял, а лишь искрился радужно. Они прошли, стараясь не затоптать их — огни ластились к черному человеку ласковыми кошками, обвиваясь вокруг пальцев и путаясь в волосах, — и вдали показалась тень частокола; мужчина согнал с лица скрытую улыбку, посмотрел на Юкичи и пожелал хорошей дороги, после чего еще раз коснулся его плеча, развернувшись обратно к лесу.

Юкичи побежал.

*

Лисьи дети совсем потеряли страх к третьей весне. Фукузава хотел бы, чтобы все это оказалось одним затянувшимся кошмаром, но они перекопали весь двор, шумели по утрам, оставляли разноцветные конфетные обертки под его циновками, и это была реальность.

Они приходили к нему в Сэцубун, Хинамацури, на Обон, Сити-го-сан, Ханами, совершенно не смущаясь своей лисьей наружности, с детской непосредственностью тянули за рукава, завлекая в общедеревенское празднество, ловили золотых рыбок руками, жгли бенгальские огни, наблюдая за разлетающимися искрами с настороженностью диких зверей, но с человеческим восхищением в глазах, и с таким же восхищением смотрели на Фукузаву, будто он был их старшим братом. Фукузава не мог на них сердиться. Чувство сосущей тоски все еще временами заполняло его, но ощущалось не так остро, и он почти смирился с ним. По вечерам он провожал их обратно в лисий дом, в лучах закатного солнца наблюдал, как рыжая женщина курит на энгава, обхватив мундштук кисэры изящными губами, как солнце играет бликами в ее волосах, как клубы дыма, отрываясь от трубки, превращаются в разных зверей и рыб.

Иногда его встречал черный человек, и вместе они шли обратно, к дому Фукузавы. Лисьи дети махали им на прощанье и терли ладонями слипающиеся глаза. Фукузава спросил однажды, чьи они и где их родители, а черный человек спросил в ответ, что Юкичи делал в лесу тем вечером, имея при себе лишь мешок с несколькими онигири и горстью бобов. «Мне было двенадцать, — просто ответил Фукузава, — и у меня умер дедушка». Потом они молча шли бок о бок, Фукузава рассматривал профиль черного человека уже сверху вниз, подмечая то, чего не видел раньше — чужую грацию, отрывистую плавность походки, холеность рук, задумчивый, чуть насмешливый взгляд из-под тонких бровей, неестественную белизну кожи. Он все хотел спросить, но неуместным казалось разрушать уютную тишину, царившую между ними, поэтому большую часть времени они просто молча шли, наблюдая за мечущимися около земли лесными огнями.

Иногда черный человек оставался на чай. Безостановочно молол языком, пытаясь скрыть нарастающую неловкость, пока Фукузава разводил в пиале маття, грел руки о чашечку, цитировал весенние хокку по памяти, смущал выбившимися из прически прядями волос, падающими на затылок. Украдкой ловил тоскливо-восхищенные взгляды. Строгая нерешительность Фукузавы в вопросах подобного толка забавляла его, но зарождала в душе что-то взаимное и щемящее, что-то, что проклюнулось в сердце в тот самый момент, когда он увидел Юкичи впервые много лет назад. Это было неправильно. Не то, чтобы ему это не нравилось.

Он всегда благодарил за чай и уходил, не прощаясь.

Весной они наблюдали за цветением сакуры. Полупрозрачные розовые лепестки хаотично осыпались на землю, дети ловили друг друга за хвосты, попискивая от восторга.

Черный человек коснулся руки Фукузавы, передавая сакадзуки, и весело двинул бровью. Его пальцы были горячими. Фукузава мельком проверил, не осталось ли ожогов на его ладони, и опрокинул в себя сакэ быстрым движением.

На Танабату они целовались украдкой, прячась в тени фонарей.

*

Внешний мир не был дружелюбен.

Во внешнем мире, казалось, война продолжалась бесконечно. Фукузава ощущал, как его сердце постепенно грубеет, нежная мякоть зарастает темной твердостью, не оставляющей места памяти о доме, вытравливающей все чувства кроме тупого желания выжить и убить, и ничего не мог с этим поделать. Помимо звонкой пустоты внутри он как никогда испытывал одиночество, собственная бесполезность свербела под легкими, вгрызалась в остатки самообладания.

Однажды лес выплюнул его из своей спокойной утробы, и он почувствовал себя недопереваренным куском мяса, игрушкой в чьих-то руках, избавившихся от него ровно в тот момент, в который его жизнь начала налаживаться. И когда он не смог вернуться, когда все лесные тропинки стали приводить его во внешний мир, — он осознал, что там в нем больше не нуждаются (или нуждаются больше в другом месте), и попытался перенести это со всем своим стоическим упрямством, отличавшим его среди других людей.

Внешний мир смазался для него в одномоментность, его внутреннее время будто размякло и остановилось самым жалким образом.

Он запретил себе вспоминать о доме и о том, как черный человек улыбался ему, полушутливо отправляя в лес за неведомым науке видом криптидов.

Прошло много зим, смешавшихся в одно серое марево, прежде чем лес впустил Фукузаву обратно. И сколько бы он ни пытался убедить себя в том, что ниже его достоинства было так страстно желать этого, время с тугим хрустом начало разворачиваться, оживая и ускоряясь.

Его поразило всеобщее запустение: покошенные крыши домов, слой белой пыли, ссохшиеся деревья, густая кладбищенская тишина. Когда-то люди в спешке покинули это место, не заботясь о сохранности оставшихся вещей.
Война добралась и сюда.

Красная черепица лисьего дома побилась и обвалилась местами, со двора не доносилось ни единого звука, и Фукузаве на мгновение показалось, что он заброшен так же, как и дома в селении, но, подойдя, он рассмотрел мальчика с вечно плачущими глазами, складывающего на энгава журавликов из папиросной бумаги, никак не отреагировавшего на его приближение.

Фусума были раздвинуты, нутро дома до странного обнажено — Фукузава впервые видел его при свете дня. Ширма с танцующими журавлями, алые завитки на стенах, круглые расписанные светильники — все это казалось смутно знакомым. Черный человек сидел на дзабутоне перед доской с сёги и играл сам с собой, также не обратив на него внимания; остальных лис не было.

Фукузава прошел в дом и сел напротив. Черный человек, в отличие от него самого, не изменился с их последней встречи, постукивая пальцами по столику, он по-прежнему не поднимал взгляда от поля, размышляя над следующим ходом. «Ладья превращается в дракона», — Фукузава указал на доску. Черный человек посмотрел на него с крайним изумлением, достал трубку и закурил. Выдохнул струйку белесого дыма и рассмеялся, запрокинув голову, сбивчиво пояснил, что все сакэ несколько лет назад выпила гигантская цутиноко, и теперь ему нечего предложить и было бы здорово, сходи Фукузава в город за едой и выпивкой.

Фукузава предложил пойти с ним. В конце концов, сейчас он был именно там, где должен был быть.

Спустя несколько часов их небольшой отряд покидал лес, и на этот раз — навсегда.

Название: books сonnecting people
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Юкичи Фукузава/Огай Мори, Рампо Эдогава, Ёсано Акико, намёк на Ацуши Накаджима/Акутагава Рюноске
Размер: 1454 слова
Рейтинг: PG
Краткое содержание: это самая возмутительная ложь, какую Фукузава когда-либо говорил.
Примечания: Soulmate!AU, в котором твой соулмейт видит в голове картинки того, что ты читаешь.

Тому, кто подсунул Рампо журнал с тестами, Фукузава мысленно пообещал завязать руки морским узлом и лишить премии. Судя по невинному выражению лица Ёсано, которая преспокойно листала прошлогодний медицинский журнал, репрессий она не боялась и даже их приветствовала. Потому что на вопрос:

— Какую книгу вы прочитали последней, директор?

Ответ мог быть только один:

— У меня нет времени, чтобы читать.

(и это самая возмутительная ложь, какую Фукузава когда-либо говорил Рампо в лицо не моргнув глазом)

— Ну а всё-таки? — не отставал Рампо.

— Фон Нейман, — с языка будто камень упал, но необычными литературными вкусами начальства заинтересовались немногие. Если бы не привычка обедать вместе со всеми в кафе, Фукузава сумел бы избежать неловкого разговора. Увы, назад время не вернуть, как не выйдет закрыться рукавом от пытливого взгляда. Рампо отложил тесты и напрягся, как гончая, готовая к прыжку на добычу. Он давно не ребёнок, с грустью подумал Фукузава, и прекрасно разбирается в жанрах и течениях, чтобы удивиться...

— Не ожидал от вас интереса к... квантовой механике, — протянул он задумчиво. — На вас не похоже. Значит, ваш или ваша пара явно очень серьёзный человек. Или зануда, каких терпеть невозможно.

Фукузаве хотелось сказать, что это Рампо иногда невозможно терпеть дольше трёх минут, но он привязался к нему и никогда бы не произнёс вслух ничего настолько грубого. Осталось лишь тоскливо смотреть в окно и ждать, пока все возможные версии исчерпают себя. Игра в «угадай родственную душу директора» не надоела Рампо потому лишь, что он-то давно знал правильный ответ.

— И ещё передовицы газет, — под веками вспыхнули отпечатанные строчки, сообщавшие о падении курса, пробках и гороскопе для Козерога и Водолея. — По средам и пятницам.

— Вам ещё повезло, что она не увлекается йогой или не скупает с прилавков бульварные романы, — проворчал Куникида, который если и видел что-то, когда закрывал глаза, то стоически об этом молчал и ни с кем не делился. Пункт «хороший вкус» в его списке с конца переместился в первую десятку, а это о многом говорило.

— Зато у меня сплошные формулы! — вздохнула Ёсано. — Такое чувство, будто этот... тип никогда не спит. Постоянно что-то читает, даже, не за обедом будет сказано, состав освежителя воздуха.

Рампо хихикнул и на время отвлёкся, расспрашивая Ёсано, не собрал ли ещё её избранник атомную бомбу, и если да, то надо скорее его искать и сажать в тюрьму. Оба знали свои родственные души и оба же вдохновенно глумились над теми, кто ещё не разобрался, как связать увиденную мельком вывеску парикмахерской с конкретным человеком.

— Подари ему то, что сама давно хочешь прочитать, — посоветовал вдруг Рампо. — Это как электронная книга, только бесплатно и подзаряжать не нужно.

— Какой ты, оказывается, меркантильный!

— Просто ценники на них увидел и подумал, что проще читать то же, что у другого, будто через плечо в метро заглядывать и шептать: «подожди, я не дочитал, как Себастьян встретился с Анабеллой!»

По хитрой улыбке понятно было, что Анабеллу он только что ввернул для наглядности, а вот пропустить мимо ушей ценники Ёсано уже не могла.

— В долларах?

Рампо округлил глаза. Удивлялся он притворно — Фукузава сидел рядом и видел, как дрожали, стремясь вверх, уголки губ.

Фукузава откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Тут же, словно ожидая этого момента, на внутренней стороне век проступили жёлтые от времени страницы, пестревшие пометками, сносками и стикерами кричащих цветов. «Строгое соблюдение этих правил позволило несравненно улучшить результаты лечения аппендицита. Главным из этих правил является обязательное и как можно более раннее хирургическое вмешательство». Затем картинка померкла, моргнула и после короткого затемнения вновь добросовестно передала схему, по которой юные хирурги должны вырезать злосчастный аппендицит. Не имевший медицинского образования Фукузава за последние десять лет узнал об операциях и диагнозах больше, чем некоторые практикующие врачи за всю жизнь.

— Вернусь через час, — Куникида дёрнулся было, чтобы последовать за ним, но Фукузава остановил его и спокойно добавил: — Просто погуляю. Охранять меня не нужно.

— Вы же не сообщите, если что-то случится, — попеняла ему Харуно. — Всегда справляетесь своими силами.

Фукузава кивнул, соглашаясь с её словами.

— Не волнуйтесь понапрасну, — сказал он уже строже. — И не забудьте про дела. Я вернусь и продолжим перебирать отчёты.

Харуно не сильно обрадовалась, но иного варианта попросту не существовало: даже бегло читая документацию, Фукузава помимо воли передавал все данные единственному человеку во всём городе, который не должен был видеть ни одной буквы из этих бумаг. В обратную сторону тоже, кстати, работало, но как с этим справлялся он, Фукузава знать не хотел.

Что может успеть сделать за час деятельная личность с малым запасом свободного времени? Правильно, дочитать учебник, заглянуть в пять справочников, заказать пиццу в офис на всю огромную компанию, добить, наконец, сказку про спящую красавицу, снова вернуться к учебнику и под конец открыть книжку без обложки, в которой на почти трёхстах страницах предавались страсти какие-то озабоченные люди.

Фукузава остановился у любимой кофейни Рампо, глубоко вздохнул и достал телефон.

Три гудка спустя в ответ на уставшее:

— Мори Огай слушает, — он прорычал, не сдерживая раздражения:

— Прекрати читать всякую хрень!

Наверняка по рассеянности Мори не взглянул даже на определившийся номер, потому что несколько секунд в трубке раздавалось лишь его сиплое дыхание. «Болеет», догадался Фукузава.

— О, это вы! — обрадовался Мори ничуть не фальшиво. — Рад вас слышать. И это вовсе не «хрень», а весьма занятное чтиво, вы ведь оценили, верно? Настолько, что позвонили сами, хотя обычно мне стоит огромных трудов организовать встречу так, чтобы она выглядела случайной.

Фукузава потёр переносицу.

— Я всего лишь прошу не читать такое хотя бы днём. Я не позволяю себе подобного в твой адрес.

Мори фыркнул.

— Монография по игре в Го вчера вечером?

— А...

— «Искусство бонсай» в пяти томах.

— Мне её подарили, — стушевался Фукузава. — Нельзя не прочитать подарок.

— Тогда я подарю вам «Гарри Поттера» на английском, — обещания Мори всегда выполнял, даже такие безумные. — Будете просвещаться и мне мозг разгрузите, а то я думал, что сойду с ума от этих ваших Го.

— Я научу тебя и голова перестанет болеть, — пожал плечами Фукузава, забыв совсем, что находится не в кабинете у Мори и тот видеть его жестов не может. Но Мори понял.

— Ладно, — согласился он. — Завтра вечером у вас. И никаких книг, только живое общение. Книги, конечно, сближают, но я морально не готов читать их рядом с вами, когда можно заняться вещами более интересными.

Он повесил трубку, а Фукузава ещё немного постоял, наслаждаясь пустотой в голове и под веками. Мори отложил пакостную книгу и явно отправился за своей долей пиццы, ведь он, в отличие от Фукузавы, никогда не обедал вместе с подчинёнными. Иерархия соблюдалась в мафии от и до, тогда как в Агентстве в порядке вещей было спросить директора про его любимую литературу и не получить за это цубой по слишком любопытному носу.

Кафе к его возвращению почти опустело. За дальним столиком сидел Ацуши и читал, так быстро листая страницы, словно за ним гналось само время. Фукузава немного постоял за его спиной, схватывая обрывки фраз и предложений. Ацуши искал что-то конкретное, цитату или описание, чтобы поделиться ими с родственной душой. Так многие делали, кто по-настоящему любил литературу и не проникался к ней взаимной ненавистью после обретения второй половинки.

— Директор, а вы читали Камю? — спросил Ацуши, не поворачивая головы. Не пошевелился он и когда тяжёлая рука легла ему на волосы, ероша мягкие пряди, похожие на тигриную шерсть.

— Я — нет, — Фукузава наклонился и остановил мельтешение страниц на нужном развороте. Пальцем постучал по пятой снизу строчке. — Вот здесь.

Ацуши вчитался в текст и весь завибрировал от удовольствия, Фукузава едва успел отдёрнуть руку. Всё-таки рядом с ним не кот, а человек.

— Спасибо большое! Теперь я отомщу за... за экзистенциализм, — чётко по слогам выговорил он и поджал губы как человек, решивший сложнейшую в мире загадку. — Вы не представляете, этот чокнутый всю ночь читал Кафку! Вместо того, чтобы спать! У вас такого не бывало?

Фукузава вспомнил бессонные ночи за книгами, статьями и лекциями; бесконечные вереницы имён и дат, термины, в которых он понимал лишь гласные и то не все; сладкие до приторности рассказы о любви и сухие строки полицейских сводок, которые попадали на стол Мори быстрее, чем в газеты или к самим полицейским.

Вспомнил и то, как пялился на свеженаписанное хокку до рези в глазах и боялся моргнуть, чтобы не увидеть на той стороне ядовитое: «не понимаю, что вы пытаетесь мне сказать», написанное синими чернилами. Он был молод, и глуп, и влюблён, и сейчас засиживается допозда или читает украдкой, закрывшись в кабинете, исключительно лишь ради самообразования и расширения кругозора.

А вовсе не затем, чтобы сложить вырванные из контекста строчки в послание для Мори Ринтаро.

— Бывало и не раз. Вам просто следует терпимее относиться к вкусам друг друга. Вспомни о том, как много ты читал в детстве и что мог из-за этого чувствовать второй.

Ацуши задумался, а Фукузава бесшумно поднялся наверх и взял первую папку из высокой горки отчётов.

— Читать? — Харуно поставила рядом бутылку с водой и бросила короткий взгляд на Фукузаву. Он закрыл глаза и будто бы заснул, но на самом деле он запоминал каждое слово, что она произносила вслух. Вряд ли был в мире способ глупее скрыть от своей родственной души кипу объяснительных записок об опозданиях и разгильдяйстве.


Название: Волчонок
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Огай Мори/teen!Юкичи Фукузава, Озаки Коё
Размер: 616 слов
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Мори обожает сложные задачи.
Примечания: AU — Фукузаве 15 и его вербуют в мафию.

Дайте ему меч, сказал один из его информаторов, и он разберется с десятком отпетых злодеев. Дайте ему копье, и он выстоит против целой армии.

Мори смотрит на светловолосого мальчишку с катаной на поясе и слабо верит своим глазам. Поверить в то, что этот ребенок — сколько ему? пятнадцать? — в одиночку и без способности справился с отрядом мафиози сложно, но факты — упрямая вещь, даже такие невероятные.

Фукузава Юкичи стоит недвижим, словно застыл каменной статуей, отказавшись присесть и выпить чая. Сестрица Коё слегка задета таким пренебрежением — Мори видит это в том, как неровно покачиваются украшения в ее прическе, и поощерительно улыбается ей из другого угла комнаты: мол, полно вам, неужели мнение столь юного наёмника вас трогает?

Ему жутко интересно.

Белые, словно седые пряди на свету отблескивают серебряным — особенно красиво, если глядеть искоса, не напрямик. Жалко, что он не девочка, замечает Мори отвлеченно. Тогда ему можно было бы пообещать заморских сладостей или красивых вышитых кимоно — с журавлями, на удачу. Золотых цепочек или прогулку в парк с атракционами.

Мори чертовски хорош в обещаниях, но сейчас они — не то, что ему нужно. Фукузава не доверяет никому в этой комнате, и говорить с ним следует не ему, пусть даже Мори — тот, кто вкладывает нужные слова в тонкие, едва подкрашенные персиковой помадой губы.

— Будешь работать на нас, — предлагает сестрица Коё нежно, голос ее звенит переливом тончайшего фурина, — получишь все, что ни пожелаешь, — и будто бы небрежно позволяет рукаву кимоно сползти немного, обнажая самый краешек запястья. Разве для сына самурая и внука самурая может быть намек яснее?

Фукузаве Юкичи пятнадцать — возраст, чтобы влюбляться и делать глупости. Мори самую капельку завидует: ему самому не позволено ни того, ни другого, как бы заманчиво не блестело бы лезвие катаны на солнце, что словно любопытная соседка заглядывает им в окно. Он щурится, когда солнечный зайчик прыгает к нему на ресницы — наблюдать за тем, удалась ли эта маленькая провокация, нет смысла.

Холодный, настороженный взгляд мальчика не отрывается от движений Мори.

— Я не хочу больше быть наемным убийцей, — отвечает он хрипло. Голос у него ломается, выдает себя приглушенной мягкостью, и угроза в нем почти незаметна, если не вслушиваться.

Звереныш, думает Мори почти восхищенно. Волчонок. Дикий, опасный, готовый отгрызть протянутую руку, и научить его скалиться только на того, на кого следует, будет сложной задачей.

Мори обожает сложные задачи.

— Мы тебя об этом и не просим, — вступает он в разговор, не удержавшись. Сестрица Коё смотрит неодобрительно, но если Мори кому и позволяет нарушать свои планы безнаказанно, то только себе самому. — Я ищу телохранителя, а не очередного наемника.

«Я хочу, чтобы ты стал моим телохранителем» он не произносит, как собирался: это «я хочу» все делает слишком личным, слишком ребячливым, даже когда он уверен, что желание его сбудется.

Фукузава говорит «не быть наемным убийцей», а не «не убивать» — разница примерно такая же как между кошкой и манулом. Мори ощущает эту трещину в его броне инстинктивно и теперь абсолютно уверен, что он согласится.
Нельзя так просто уйти от того, кто ты есть и что умеешь лучше всего, но если ему нужна причина для сражения — Мори даст ему эту причину.

Мори станет этой причиной, если потребуется.

От холодного пламени, полыхающего в стальных глазах, Мори и самому становится жарко. Дайте ему меч, вспоминает он, и никто не устоит.

Полагать, что Фукузава менее опасен, когда его рука не лежит на послушной рукояти, — верный путь к смерти.

Мори обещает себе все же купить тому кимоно — вышитое не танцующими цуру, но белоснежными оками, летящими над заснеженными вершинами: может быть, если на Обон его рукав соскользнет ниже, демонстрируя широкое запястье и мозоли от бокена на краешке ладони, Мори сумеет притвориться, что ему тоже пятнадцать и что его время — делать глупости и влюбляться — еще не прошло.

Под твердым взглядом пока еще не прирученого волчонка ему кажется, будто это и в самом деле так.

@темы: OTP Wars 2018, Юкичи Фукузава/Огай Мори, Выкладка АУ, Текст

---

Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, день AU

[Steincraft]

Название: Вечер в Палермо
Автор: Steincraft
Бета: Steincraft
Пейринг: Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
Размер: 1709 слов
Рейтинг: PG
Краткое содержание: С возрастом вино становится лучше. Но не люди.
Примечания: AU, в котором

это спрятано очень глубоко между строк

Джон заключил с Лавкрафтом контракт: каждое высвобождение истинной силы Лавкрафта сокращает время жизни Джона.

У любого моря есть берег.
У любого моря есть другой берег/
Сопрано

Соседские дети звали его на итальянский манер — Джованни. За почти восемь лет Джон так и не сумел понять, как связаны эти два имени и связаны ли вообще. Если детям так удобнее, то пусть, ему без разницы, на какой и чей зов откликаться. Возможно, простоватое «Джон» казалось им недостаточно изысканным для владельца виноградника, который не скупился на щедрые дары соседям и регулярно отправлял небольшие партии товара в другие страны. Само по себе вино Джона не пленяло, как многих, пить каждый вечер по бокалу он себе запрещал. Возраст уже не тот. А вот сбор по ночам, медленная очистка вручную, брожение... естественные процессы завораживали, от них веяло не только фруктовыми нотками и свежим соком, но и чем-то древним и мощным.

Прогуливаясь вдоль аккуратных полей, где покачивались на ветвях тяжёлые гроздья, Джона меланхолично курил трубку и любовался морем. Ему нравилась тишина ночного Палермо, плеск волн и острый, чуть кисловатый запах, приносимый ветром. В молодости он бы расхохотался в лицо тому, кто предположил, что когда-нибудь Джон Стейнбек купит домик на берегу Палермо и несколько гектар земли, высадит виноград и останется жить среди чужих людей вместо того, чтобы умереть на родине. В молодости он вообще ни о чём не думал — все мысли занимали работа, забота о семье и моральные терзания, на поверку оказавшиеся банальной завистью и неумением признать чужое превосходство. Вспоминать провал в Йокогаме было неприятно, но он многому Джона научил. Он думал порой, что жизнь его потекла бы совсем по иному руслу, не вернись он в Америку. Десятки, сотни «если» кружились голодными чайками над головой, отвлекая, подстёгивая идти быстрее и дышать чаще. Иногда — правда, совсем недолго — Джон сожалел о своём решении. Вспоминал родных и печально улыбался, представляя, какие красивые внуки выросли у Розы или как замечательно на Уинфилде смотрелась мантия выпускника престижного колледжа.

Иногда исчезало, перемалывалось и выбрасывалось вон, стоило спуститься к побережью и сесть на влажный песок.

Джон купил домик в Палермо, чтобы семья не видела его медленного увядания. А рядом с ним — вечно молодого, ни на мгновение не стареющего Говарда.

— Почти созрел, — показал он на гроздь винограда, лежавшую на коленях. Сок из раздавленных ягод испачкал светлые льняные брюки. — Сладкий. Получится хорошее вино.

— Я найму пару детишек, помогут собрать... Потом уже сами, а то половину разольют, половину старшим братьям отнесут «попробовать».

Итальянские дети были совсем не такими плохими, Джон ворчал просто по привычке. Они могли бы всё собрать и сами, в две руки и тысячу щупалец, вот только неправильно это — так относиться к делу, на которое потратил последние капли жизни. Виноградины упругие на ощупь, с плотной и гладкой кожицей. Чуть надавишь — и польётся терпкий сладкий сок, брызнут во все стороны капли и провалятся в горло горьковатые семечки. Джон давно не поил семена своей кровью. Гроздья гнева цвели и благоухали в нём, но не прорывались наружу. Им хватало пылкого солнца, чтобы согреться и так, не причиняя боли.

— Поможешь с волосами? — голос у Говарда сильный и гулкий, как удары огромного колокола. Или как эхо в тумане, или рёв водопада, или пронзительная тишина перед смерчем. Он по-прежнему слишком не-человек, но Джон не видел в этом ничего плохого. Все они уже немного не люди.

Гребень из красного дерева — подарок дона Гуидо на прошлое Рождество — прекрасно справлялся с застрявшими в прядях ракушками и крошечными рачками. Склизкие водоросли выпутывались сложнее. Джон положил гребень на песок и принялся перебирать волосы пальцами, пропуская чёрную густую волну насквозь. Волосы всё так же пушились на кончиках, быстро сырели рядом с морем, пахли йодом, солью и свежей рыбой, реже — жжённой карамелью, тёплым дубом и виноградом. Как и прежде, Джон с удовольствием зарывался лицом в эту копну, медленно вдыхал, словно пытался утонуть, захлебнуться концентрированным ароматом юности, прошлого и спелой горечи оставленного за спиной.

Ничего не изменилось.

Изменились его руки, стали слабее и суше, узловатые пальцы скрючились и покрылись сеточкой морщин. В ветреную погоду болели суставы и плохо гнулись колени. Чтобы сжать пальцы в кулак, приходилось терпеть вспышки невыносимой боли.

Такова цена. Он знал, на что шёл.

— Хвост или оставить так?

— Хвост. Удобно и в глаза не лезет.

Этот ритуал повторялся изо дня в день. Не наскучил Говарду, не вызывал отторжения у Джона, а был приятным дополнением к мирной жизни вдали от войн эсперов, магических артефактов и происков таинственных организаций. Подобрать верный момент, чтобы уйти со сцены — этому Джон научился у Фицджеральда в первую очередь. Не потерять лишнего, приумножить уже имеющееся. Подарить своим братьям и сёстрам, их детям и их внукам, правнукам... многим поколениям Стейнбеков безбедную жизнь было мечтой Джона долгие годы. Теперь он жил только для себя. И обнимая задремавшего в его объятиях Говарда, он считал, что получил намного больше, чем потерял.

Вместе они вернулись домой. Тропинки между бороздами были узкими и неудобными, Джон пару раз едва не полетел носом во влажную землю, запнувшись о коварно прыгнувший под ногу камень. Приглушённо ругаясь, поднял его, обтряс землю и с удивлением увидел вместо камня металлический диск. Тёплый на ощупь, он оказался почти невесомым.

— Дети забыли, — сколько раз он говорил им не играть рядом с виноградниками! Ветер с побережья постоянно приносил в зубах, как верный пёс, мячики для пинг-понга, лёгкие, как пух, воланчики, пластмассовые круги для регби или возни с домашними любимцами. Стоит положить на крыльце и отдать завтра, когда за пропажей прибегут незадачливые растяпы. Джон в забывчивости забросил руки за голову и потянулся, хрустнув позвонками. Хруст перетёк в резкую боль, в боку закололо.

— Тебе нельзя напрягать спину.

— Да знаю я! — досаде Джона не было предела, он сердито потёр поясницу и, доковыляв до широкой веранды, сел на неё и попытался расслабиться. Говард пристроился рядом, привалился тяжёлым плечом и вместе с Джоном смотрел, как солнце медленно тонуло в море.

— Сходить за мазью?

У старости были свои плюсы. Свободное время, возможности, мудрость, которой так не хватало в юности, умение иронично относиться к бесившим когда-то вещам. Только здоровье и подводило, мучая болями, ревматизмом и застывшими в каменном веке мышцами. Джон с трудом пошевелился, вздохнул и неуклюже завалился на бок. Кое-как устроившись животом на тёплых досках, он подставил спину солнцу и рукам Говарда. Влажные и прохладные, они словно высасывали жар из мышц, медленно растирали их и мяли, на короткие мгновения прижимаясь так плотно, что можно было услышать хлюпанье. С похожим звуком отставали присоски осьминогов, которые по глупости прицепились к костюму аквалангиста.

— Мог бы и пройти три шага.

— Расхотелось.

Джон снова сел и зажмурился. Рукам не хватало былой силы, зрение потеряло остроту. Без Говарда, в одиночку, он бы не справился с виноградником и в какой-то момент просто сдался бы, продав участок кому-нибудь молодому и предприимчивому. Но пока Говард был рядом, можно и потерпеть, выжимая из каждого дня всё самое радостное и хорошее. Например кружку освежающей воды с лимоном, мягкое плетёное кресло, наконец-то разогнувшуюся спину. И вкрадчивые, осторожные прикосновения к ногам тоже.

— Они грязные, — попытался сопротивляться Джон без надежды на успех. Говард дёрнул плечом, протянул руку и взял с другого конца веранды большой кувшин с дождевой водой. Щупальца вновь обернулись руками, а вода полилась на ступни, смывая травинки, комочки земли и песок. Джон не любил смотреть на свои ноги (в переплетении вен был слишком много от гроздьев гнева, казалось, что это способность прорастала внутри него и оплетала внутренности и кости год за годом), а Говарду они почему-то нравились и он не упускал возможности омыть их и растереть свежими виноградными листьями.

— У древних греков был праздник винограда и вина, — прошелестел Говард. Он не поднимал глаз, но Джон всё равно чувствовал на себе его пристальный взгляд. — Они складывали его в огромный чан, похожий на лодку, и самые красивые юноши танцевали нагие и босые, давя виноград своими ногами. Получившийся сок собирали в глиняные сосуды, запечатывали и хранили столетиями.

— Чтобы потом вылить вон, потому что получалась скисшая дрянь, — хмыкнул Джон, хотя и представил себя на месте простого греческого парня, который может давить виноград без страха почувствовать боль разрываемого заживо растения. — Или нет?

— Я пробовал, — лаконично ответил Говард, вытянул правую ногу Джона и пощекотал подъём стопы. Короткий смешок подбодрил его подняться выше и задрать мятые штаны до колена . — Неплохой вкус. Но твоё вино лучше.

— Ещё бы.

Они не поднимали тему конца и не спрашивали о будущем. Лишь однажды Джон забыл на столе недописанное завещание, где оставлял виноградники и дом на вечное пользование Говарду. Вернувшись, он обнаружил свежие угли в камине и слишком уж довольного Говарда с коробком спичек. Больше завещаний Джон не выдумывал, оставив все документы в Америке, где их легко могли достать нотариусы и поделить между внуками. Да и не в деньгах вопрос — золото и шуршащая цветная бумага были Говарду безразличны. Он честно признался, что путается порой в номиналах и пытается перевести современные доллары в какую-нибудь шумеро-аккадскую систему.

Джон всего лишь хотел знать, что случится после.

Говард отпустил его ногу, подался вперёд и прижал палец к губам.

— После ещё не наступило, Джон.

— А когда оно наступит, мне будет уже всё равно, так?

— Где же твой оптимизм... — проворчал Говард, — растерял по дороге, а мне собирай.

Он почти научился шутить. Джон гордился, что в этом по большей части была именно его заслуга.

— Синьор Джованни! — через невысокий забор перепрыгнул загорелый мальчишка, Антонио, и подлетел к веранде с таким видом, будто за ним гналась целая армия. — Синьор... вы мой диск... не видели?

Говард снисходительно взглянул на мальчишку, встал с колен и отряхнул их. Детей он не понимал и старался лишний раз не трогать, помня неприятный момент с мальчиком и его куклой. А Джон спокойно отдал Антонио диск, расспросил об его происхождении и посоветовал играть подальше от виноградника.

— Я плохо вижу в темноте, а о твою игрушку можно и ноги сломать! Ты ведь не хочешь, чтобы твоим родителям было за тебя стыдно?

Глядя вслед счастливому мальчишке, Джон рассеянно сжимал в кулаке небольшой медальон. Латунь с него давно стёрлась, цепочка окислилась и потеряла прежний блеск. Под крышкой скрывался не работающий компас и выцветшая фотография: они сделали её в Диснейленде, в кабинке для свиданий, куда забрели по ошибке и вовсю корчили рожицы, потому что это было весело. Говард тогда получил в награду огромную сахарную вату, а Джон — ещё одно воспоминание в копилку. Он с трудом узнавал своё молодое лицо, но чувствовал, что без фотографии мог и вовсе решить, будто всегда был таким — с посеребренными на висках волосами, сухим вытянутым лицом и глазами, в которых плескалось целое море грусти.

— Холодает, — протянутая рука оказалась очень кстати. Джон поднялся, ткнулся лбом в плечо Говарда и простоял так несколько минут, унимая почему-то всполошившееся сердце. — Не накручивай себя. На самом деле ты счастлив.

— Да, — Джон улыбнулся. — Конечно, дружище. Прости, у стариков такое бывает. Называется «ностальгия», но точно не помню... Завтра гляну в словаре.

Говард ему не поверил, но спорить не стал.

@темы: OTP Wars 2018, Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, Выкладка АУ, Текст

---

Голосование за выкладку "канон"

[BSD OTP Wars]

Голосование продлится до 29 апреля включительно.

Можно выбирать от одной до трех работ. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя. За каждую строчку голосования команды получают один балл.

В голосовании не могут принимать участие юзеры, зарегистрированные после 13 марта 2018 года.

Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

Форма голосования:

Команда А, Название работы
Команда Б, Название работы
Команда В, Название работы

Ссылки на выкладки:
— Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен
— Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
— Юкичи Фукузава/Огай Мори

@темы: OTP Wars 2018, Выкладка по канону, Голосование

---

Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен, канон

[Fitzgerald x Twain]

Название: Границы дозволенного
Автор: Fitzgerald x Twain
Бета: Fitzgerald x Twain
Пейринг: Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен
Размер: 2474 слов
Рейтинг: R
Краткое содержание: История о том, как Твен попал в Гильдию.

Фицджеральд всегда считал, что прекрасно понимает людей и ему всегда есть что им предложить. Поэтому когда он в третий раз получил отказ на его предложение о вступлении в Гильдию от талантливого эспера-снайпера из Миссури, то ощутил что-то близкое к недоумению. Когда секретарь с виноватым видом сообщил ему о четвертом по счету отказе, Фицджеральд вместо привычного раздражения, почувствовал тихое, но очень сильное бешенство.
Через два дня он уже был в Миссури – там полыхало невыносимо жаркое лето, города изнывали от адского пекла, мистера Твена не было ни в Сент-Луисе, ни в Канзас-Сити, ни в Спрингфилде, и на второй день своего импровизированного отпуска, в все такое же жаркое воскресное утро Фицджеральд неспешно катил в своем темно-синем ламборджини по девятнадцатой трассе Миссури, к Гриру. Темнеющая в ослепительном блеске солнца полоса леса маячила у него перед глазами и становилась ближе с каждой минутой.
В это безоблачное воскресное утро Фицджеральд был уверен в себе как никогда. Не то, что бы у него был серьезный повод для подобной самонадеянности, однако с самого момента его пробуждения в отеле, в самом сердце плавящегося в пекле Сент-Луиса, он ощущал твердое, ничем, впрочем, необъяснимое предчувствие успеха своего сегодняшнего предприятия. Солнце уже стало клониться к полудню, когда Фицджеральд нашел того, кого искал.
Мистер Твен лежал в траве, а перед ним блестела и бежала вперед узкая, прозрачная река. Жаркий свет высвечивал под слоем живо бегущей воды песчаное дно, устланное серой галькой, и то и дело мелькавшие меж камней гладкие бока сверкавших на солнце форелей. Фицджеральд, продравшийся сквозь марево и жар хвойного леса к блестевшему меж деревьев зеркалу реки, еле подавил в себе острое желание спуститься к кромке воды и ополоснуть взмокшее лицо.
Он посмотрел на лежавшего в траве человека и потянулся рукой к горлу, чтобы ослабить тугой узел галстука. В эту секунду он был почти готов признать, что совет мисс Олкотт надеть что-то более подходящее для путешествий по дикой местности был весьма и весьма благоразумен.
Мистер Твен напевал какую-то легкомысленную песенку, пожевывая зажатую в зубах травинку, и поглядывал на мерно колышущийся средь зеркальной глади воды поплавок. Серебряная нить лесы натягивалась и ослаблялась от порывов ветра, как струна, и ярко блестела на солнце приставшими к ней каплями воды.
Чужое присутствие Твен заметил не сразу, а когда заметил – Фицджеральд с удовольствием увидел, как непроизвольно напряглось все его тело, готовое защищаться – то быстро запрокинул голову, впившись в стоящего позади незнакомца пристальными зелеными глазами. Он вопросительно вздернул бровь и в следующую секунду одним быстрым, слитным движением вскочил на ноги. Зеленые глаза его сощурились, с недоверием и плохо скрываемым любопытством глядя на незнакомца. Заметив этот любопытный блеск в его глазах, Фицджеральд обворожительно улыбнулся:
– Мистер Твен, я бы хотел поговорить с вами об одном деле, – он медленно склонил голову к плечу. – Я пытался связаться с вами в последние несколько дней, однако…
Твен со стоном отчаяния закатил глаза:
– Ах, так это ваши люди пристают ко мне уже вторую недели, мистер… Ээ…
– Фицджеральд, мистер Твен.
– Мистер Фицджеральд, – Твен кисло улыбнулся. – Однако, как вы могли заметить, я занят.
Рыжая голова, словно отзеркалив его собственное положение, склонилась к плечу, и нежно вздохнувший ветер растрепал и без того лохматые, торчащие в разные стороны волосы. Фицджеральд, на секунду отвлекшийся от разговора, был очарован этим зрелищем.
– Так что, мистер Фицджеральд, подите к черту, – Твен сверкнул глазами и отвернулся.
Фицджеральд коротко взглянул на его белую шею в распахнутом вороте рубашки и неожиданно почувствовал заколовшееся в кончиках пальцев предвкушение.
– Вы не собираетесь уходить? – поинтересовался Твен после минутного молчания.
– Нет, мистер Твен, – Фицджеральд был невозмутим.
В ответ ему снова раздался мученический, полный страдания стон. Вслед за ним раздраженный почти до бешенства Твен встрепенулся, тряхнул лохматой рыжей головой и полез в кусты за своим спинингом. Засунувший руки в карманы брюк Фицджеральд уставился неподвижным взглядом на дрожавшую серебряную нить лесы, натянутой, словно струна, и едва колыхаемой ветром. Мелкая рябь в зеркальной глади воды мягко расходилась от красной головки поплавка. Он улыбнулся: он был терпелив и был готов ждать долго, очень долго.
Не прошло и пяти минут, как чертыхавшийся в кустах Твен вылез, с запутавшейся в одежде и волосах леске и с удилищем в руке. Увидев не сдвинувшегося с места, улыбающегося мужчину, он раздраженно отшвырнул от себя спининг и, вновь скрестив руки на груди в защитной позе, злобно воззрился на неподвижно стоявшего мужчину:
– Ну, что, что, что вам от меня, черт возьми, надо?
Улыбка Фицджеральда, по всей видимости, стала столь самодовольной, что Твена передернуло.
– Мистер Твен, вам уже говорили мои подчиненные: я – глава Гильдии Эсперов, и я хочу вас нанять.
– Не интересует, – парень скучающе и с нескрываемой демонстративностью стал рассматривать свои ногти. – У меня есть деньги, мистер Фицджеральд, благодарю за заботу о состоянии моего бумажника.
Фицджеральд улыбнулся шире.
– Я предполагал, что вас мало заинтересует материальная сторона вопроса.
– О, даже так? – Твен иронично вздернул бровь. Насколько мог судить по их десятиминутному знакомству Фицджеральд, это было его излюбленное выражение лица. – В таком случае, что же вы можете мне предложить, мистер Фицджеральд?
– Я могу пообещать вам, мистер Твен, – Фицджеральд выдержал значительную паузу, – что будет весело.
Фрэнсис вновь обворожительно улыбнулся, и вслед за этой улыбкой выражение лица мистера Твена стало просто невообразимым. Наконец он не выдержал и рассмеялся: худые плечи под тканью белой рубашки мелко затряслись, и Фицджеральд с удовольствием услышал его красивый, откровенный смех.
– Весело, мистер Фицджеральд? – отсмеявшись, Твен тряхнул рыжей головой и уже с нескрываемым любопытством воззрился на мужчину.
– Именно, мистер Твен, – в тон ему ответил Фрэнсис.
Солнце пекло все так же нещадно. В реке плескалась и сверкала своими гладкими боками мечущаяся по песчаному дну форель.
Твен огляделся, отыскивая слова для ответа. Не найдя их, он снова уставился на своего собеседника оценивающим и пристальным взглядом.
– Я хочу вертолет. И тир в личное пользование, – наконец выдал он, нервно теребя в худых пальцах приставшую к одежде лесу.
– Все, что угодно, мистер Твен.
Зеленые глаза уже привычно сощурились. Фицджеральд не переставал улыбаться: этот тип определенно ему нравился.

* * *
В размеренную жизнь Гильдии Твен вписался, если не идеально, то очень близко к тому.
Он делал очаровательные комплименты очаровательно смущавшейся мисс Олкотт, беззаботно шутил с Джоном и Говардом, так же беззаботно поддерживал неспешные разговоры с обычно неразговорчивым мистером Мелвиллом, и был хорош в деле. Поправка – он был чертовски хорош в деле.
Впервые увидевший его с винтовкой у плеча Фицджеральд вынужден был признать, что, хотя на меньшее он и не рассчитывал, зрелище это, вне всякого сомнения, производило впечатление. В деле Твен все так же шутил, дурачился, но концентрация, подобранность и спокойствие, – титановое, ничем не сокрушимое спокойствие – которое Фицджеральд прежде никогда не видел на его лице, не оставляли ни тени сомнений в его профессионализме и мастерстве. Фицджеральд был доволен, очень доволен.
Первый раз, когда он поймал себя на мысли, что Твен интересует его чуточку больше, чем следовало бы интересовать, случился в один из публичных вечеров, которыми он потчевал американский истеблишмент вот уже пятый год: особняк Фицджеральда за Лос-Анджелесом, бизнесмены, партнеры, чиновники, изысканные, но пустые разговоры ни о чем и о деньгах, голые женские плечи и спины, самая дорогая выпивка и закуски – словом, все, что Фицджеральд так любил и ненавидел одновременно.
С Твеном он столкнулся в уборной, когда вечер, уже плавно перетек в ночь: тот стоял над раковиной, пьяно улыбался и что есть сил пытался застегнуть пуговицы на манжетах. Брюки чудесным образом были застегнуты, однако с манжетами возникали определенные трудности.
– Добрый вечер, босс, – сказал он, заметив отражение зашедшего Фицджеральда в зеркале, и вернулся к многострадальным манжетам.
С минуту Фрэнсис наблюдал, как он, покачиваясь на нетвердых ногах, безуспешно пытался справиться с непосильной для него задачей, а потом, вздохнув, подошел ближе, взял его правую руку выше запястья, застегнул манжету, отпустил и проделал то же самое с левой.
– Спасибо, – сказал ему Твен, глядя на свои руки.
Когда Фицджеральд закончил и отошел, он через силу прислонился бедром к раковине и с все той же пьяной улыбкой стал смотреть, как босс подходит к писсуару, расстегивает ремень, ширинку брюк и справляет нужду.
– И на что ты пялишься, могу я спросить? – вздернул Фицджеральд бровь, застегивая брюки и впиваясь в Твена внимательным насмешливым взглядом.
Фицджеральд не был пьян, нет, он, как раз, был почти трезв, и потому, когда он услышал ответ, ему захотелось рассмеяться:
– Вы такой красивый, босс.
Он подошел к соседней от Твена раковине и принялся тщательно мыть руки, глядя Твену в глаза через зеркало. Зеленые глаза были пьяны и блестели, светлые ресницы дрожали, и в голове у Фицджеральда не было ни одной мысли, только пустота, звон и шум воды.
Он вышел, оставив его одного и напоследок посоветовав сегодня больше не пить. Снова встретились они только под утро, когда Фрэнсис поднялся к себе в кабинет. Твен сидел на его столе и болтал худыми ногами в своих привычных открытых сандалиях. Грузная фигура мистера Мелвилла со стаканом скотча в руке устроилась в кресле подле него и неспешно роняла слова. Отвечал ему Твен беспорядочно и явно невпопад, но старика это будто и не волновало. Лавкрафт спал на диване, сидевший рядом, на полу Джон тоже дремал, уронив голову себе на грудь.
Твен улыбнулся зашедшему боссу, обворожительно, на удивление практически трезво, и приветственно помахал ладонью. Он собирался слезть с его стола, но Фрэнсис милостиво позволил ему оставаться там же, а сам с удовольствием упал в свое кресло, прикрывая глаза. Он был почти пьян и совершенно, невозможно, невероятно счастлив.
В полумраке его кабинета мягко и бесшумно светились лампы, стоявшие на подле Твена, на столе, сквозь приоткрытое окно впутывалась в духоту свежая весенняя прохлада. Герман предложил Фрэнсису скотч, но он махнул рукой и, открыв глаза, увидел блестящие в темноте глаза Твена: тот смотрел на него и улыбался.
Фицджеральд нахмурился: что-то во всей этой ситуации представлялось ему странным и неправильным.
* * *
Следующий раз, когда Фицджеральда посетила мысль о странности установившихся между ними взаимоотношений, случился спустя месяцы, когда он и думать позабыл о произошедшем в тот вечер.
Стоял душный, белый, как молоко, не солнечный, но и не хмурый день, полный ветром и августовской прохладой, а за окном вертолета, в котором они летели, простирались бесконечные зеленые леса Северной Каролины. Фицджеральд сидел позади кресла пилота, подперев рукой подбородок и прислонившись к стеклу, и смотрел вниз. Весь день он изображал бурную и активную деятельность, но в кабине вертолета, посреди белого неба и безбрежного, нескончаемого леса, на него накатило меланхолическое настроение.
По внутренней связи он слышал, как Твен насвистывал какую-то назойливую мелодию. Он коротко взглянул на его рыжую макушку и снова уставился на распростертые под ними леса.
– Сколько еще будем лететь? – спросил он в микрофон спустя несколько минут.
– Еще часа два, босс, – ответил ему Твен и обернулся. – Что-то случилось?
Фицджеральд покачал головой, и Марк вернулся к управлению. Насвистывание мелодии не возобновилось, и Фрэнсис понял, что тот напряженно пытается выяснить причину плохого настроения своего босса. Он стал ждать, когда Твен подберет слова для вопроса, и спустя минуту тот действительно самым беззаботным тоном спросил:
– Вы не с той ноги встали, босс, или случилось что посерьезнее?
Фицджеральд усмехнулся на этот вопрос, и Твен, по-видимому, услышавший эту усмешку, замолчал, вероятно, не на шутку обидевшись. Фицджеральд, однако, оставил вопрос без ответа.
– И куда мы летим? – спросил Твен, когда устал обиженно молчать.
Фицджеральд, прислонившись виском к холодному стеклу, вздохнул:
– Мы летим к моей жене.
– О.
Они вновь замолчали. Темно-зеленые леса Северной Каролины все тянулись и тянулись, и ни в одну из сторон света им не было видно конца. Фицджеральд оторвался от стекла, чтобы переменить позу, и ошарашенно замер, потому что в следующую секунду произошло то, чего он никак не мог ожидать: Марк, одним гибким движением перегнувшись через свое сиденье, коснулся его губ поцелуем. На короткое мгновение Фицджеральд ощутил его прерывистый вздох, динамик, прижавшийся к его щеке, торопливое и нервное прикосновение мягкой кожи к своим приоткрывшимся в немом удивлении губам, услышал едва уловимый запах его одеколона, и вот уже рыжая макушка снова, как и прежде, торчала над креслом пилота.
«Очень, очень интересно», – подумал Фицджеральд.
Он слышал дыхание Твена по внутренней связи – оно было частым и прерывистым. Фицджеральд подумал о том, какое у него могло бы быть сейчас лицо, и, глядя на взъерошенный рыжий затылок и худую бледную шею, ощутил что-то близкое к нежности.
Он ничего не сказал. Твен ничего не спросил.
Милая, дорогая, гаснущая с каждым днем Зельда где-то в больничной палате Хайлендского госпиталя в Монтфорде отвернулась к стене и обхватила себя руками.
* * *
Наступившая на Монтфорд ночь была нежна и по-особому холодна: Фицджеральд стоял на балконе отеля, в котором он по обыкновению останавливался, и смотрел в ночь, расцвеченную тусклыми огнями и рекламой. Он думал о Зельде, которая сегодня не захотела с ним говорить, а только заламывала руки и смотрела на него то грустным, то внезапно злым и обвиняющим взглядом.
Твен, стоявший на балконе по соседству, затягивался дорогими английскими сигаретами и выпускал в воздух дым с видом, будто это было самое интересное занятие в мире. Он предложил Фицджеральду сигарету: тот, очнувшись от раздумий, коротко поблагодарил.
– Можно задать вопрос, босс? – спросил Твен спустя минуту.
Фицджеральд, зажав сигарету в зубах, чуть повернулся, чтобы увидеть его лицо: оно неподвижно смотрело вперед, на светившийся в ночи город.
– Валяй.
Твен помолчал, обдумывая свои слова, и спросил дрогнувшим голосом:
– Что вы станете делать, если ваша жена умрет?

Сигарета упала на пол, Твен перемахнул через кованые перила балкона и смело шагнул к Фицджеральду вплотную.
Фицджеральд был не просто злой – он был в ярости.
Он зарычал и вцепился в ослабленный воротник его рубашки: зеленые глаза напротив блестели, и в них не было ни капли испуга, только вызов, мед, сахар и просьба, больше похожая на требование и приказ. Фицджеральд не мог ему сопротивляться. Он еще раз встряхнул его: Твен не шевелился и, кажется, даже не моргал. Когда Фрэнсис впился в его губы жестким, остервенелым поцелуем, глаза он тоже не закрыл – все смотрел, смотрел своим гипнотическим зеленым взглядом. Фицджеральду захотелось его ударить: он толкнул его внутрь комнаты – мягкие полупрозрачные шторы всколыхнулись и проглотили его худую фигуру. Фицджеральду хотелось сломать его, причинить боль, заставить быть жалким, униженным и слабым. Но он не сделал ничего этого, он протащил его по номеру, подхватил за талию, усадил на столешницу, прямо на бумаги, которые через мгновение были смяты и отброшены на пол, сжал его в своих сильных руках, заставил обвить себя ногами.
Твен начал задыхаться, и Фицджеральд с мстительным удовольствием завладел его судорожно глотающим воздух ртом. Вкус и запах табака был мерзким, но Фрэнсис не обращал на него внимания, он стал сдирать с него рубашку, обнажая бледную худую грудь и дрожащий плоский живот.
Перед глазами Фицджеральда всплыл нежный, почти эфемерный силуэт Зельды с мягкими, как у кошки изгибами тела, но ненадолго – Твен упал спиной на стол и весь, полностью раскинулся перед ним, призывно, маняще, осознавая свою привлекательность и свою власть над ним в эту минуту.
– Черт тебя дери, – прошептал Фицджеральд и зажмурился.
Брать Твена на этом столе было просто невозможно, совершенно невероятно и прекрасно.

После секса они пили ром со льдом, и Твен, как всегда, был болтлив и невыносим.
– Вы не ответили на мой вопрос, босс, – напомнил ему Твен, встав, чтобы задернуть шторы.
Его худая фигура на фоне посветлевшего неба казалась сутулой и угловатой. Он вернулся обратно в свое кресло и налил еще рому в свой стакан.
Фицджеральд коротко взглянул в его лицо и покачал головой:
– Иди к черту, Твен.
В зеленых глазах заблестели смешинки, и Фицджеральд, не в силах противиться жизнерадостному настрою своего собеседника, усмехнулся. Он ни черта не понимал в том, что сейчас происходило. Но на сердце, почему-то, было легко и свободно.

@темы: OTP Wars 2018, Выкладка по канону, Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен, Текст

---

Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, день канона

[Steincraft]

Название: Десять лет спустя
Автор: Steincraft
Бета: Steincraft
Пейринг: Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
Размер: 1031 слово
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Десять лет», — думает Джон. Нет, это не точно, он не помнит дату, но примерно выходит столько. Лет девять-десять. Столько они не виделись с Лавкрафтом.
Примечания: постканон.

«Десять лет», — думает Джон. Нет, это не точно, он не помнит дату, но примерно выходит столько. Лет девять-десять.

Столько они не виделись с Лавкрафтом.

Джон неспешно идет по пирсу. Под ногами скрипят деревянные доски, над головой фальшиво кричат чайки. Это должно бы раздражать, но Джона даже умиротворяет. Он прикрывает глаза и ориентируется на ощущения, расставляет руки шире и ведет виноградными лозами по поверхности воды.

В легкие набиваются свежесть и соль. Сейчас Джону кажется, что Лавкрафт пах именно так. У него нет доказательств, собственная память кажется ненадежной — все-таки десять лет прошло. Или девять, неважно. Джон все равно представляет, будто зарылся лицом в длинные черные волосы и глубоко вдыхает.

Длинные черные волосы лезут в лицо, но Джон не отстраняется. Наоборот, зарывается в них лицом, глубоко дышит. Глаза закрыты, и он вслепую перебирает пряди пальцами, запутывается в них, как рыба в водорослях.

— Что ты делаешь? — Лавкафт не звучит недовольно. Он звучит никак, это просто вопрос. Даже не понять, правда ли ему интересно.

— Дышу, — просто отвечает Джон и слабо пожимает плечами. Он уже почти спит, уткнувшись Лавкрафту в затылок.

Лавкрафт неопределенно мычит и снова затихает. Джон зарывается всей ладонью глубже в его волосы и тоже замирает. Засыпает, но буквально на пару минут — движение рядом возвращает его в реальность. Лавкрафт медленно, немного неловко поворачивается, и Джон чувствует объятия. В две, три, нет, будто в десять рук. Волосы Лавкрафта падают прямо на лицо точно специально.

— Что ты делаешь? — спрашивает Джон.

— Дышу, — теперь Лавкрафт звучит немного неуверенно. Утыкается ему в макушку и правда шумно втягивает воздух носом.

Джон садится и свешивает ноги с пирса. Не достает до воды, но это и не нужно. Его лозы снова скользят по поверхности, едва касаясь, как водомерки. Он подставляет и без того загорелое и обветренное от долгой работы в поле лицо заходящему солнцу. Сквозь закрытые веки пробивается красный свет — даже багряный, как кровь. Своя или чужая — Джон давно перестал делать разницу.

Лавкрафт пальцем стирает кровь со щеки Джона — там пара капель, не больше, Джон сам заметил бы только в зеркале. Он даже не знает, чья она — его собственная или противника, который сейчас лежит у ног, выпотрошенный.

— Вымазался, — говорит Лавкрафт. У него самого кровью заляпана шея и весь воротник рубашки — уже и не скажешь, что она была белой. Джон коротко смеется, но не сопротивляется, когда Лавкрафт вытирает его лицо снова и снова, с каким-то странным упорством.

Джон устал.

— Умоемся, — предлагает он и подходит к речушке, присаживается на корточки. Лавкрафт чуть медлит, но точно так же опускается рядом.

Джон зачерпывает воду раз за разом, проводит мокрой ладонью по шее Лавкрафта. Черта с два он так смоет всю кровь, но попытаться хочет.

Едва заметная морщинка между бровей Лавкрафта разглаживается. Он запрокидывает голову, закрывает глаза. Джон гладит его длинную шею еще и еще, и совсем не чувствует под пальцами пульса, кадык Лавкрафта не двигается. И это так… неважно.

Джон устало становится на колени прямо в воде, приподнимается и целует Лавкрафта.

Джон открывает глаза, когда какая-то чайка вскрикивает особенно громко, почти над самым ухом. Он совсем расслабляется, лозы падают и уходят под воду. Птицы, будто вспугнутые гудком теплохода, взметаются вокруг, кричат истерично. Джон даже вертит головой — не мог же он так глубоко задуматься и пропустить сигнал? — но действительно не видит ни одного корабля.

Чайки кружат все быстрее, летят к горизонту. Джон падает спиной на доски пирса, раскидывает руки в стороны. Теплое, пропитанное солью дерево греет спину. Джон впервые за десять лет честно признается себе.

Он скучает.

Он улыбается в пустое небо. Какое-то напряжение, которого он не замечал — или предпочитал не замечать все это время — отпускает, когда он мысленно проговаривает: «Я скучаю».

Лозы удлиняются, тянутся вниз, ко дну. Джон чертит их кончиками линии на песке под водой, и те сразу стираются. Лозы тянутся дальше в море, глубже, распугивают встречную рыбу. Джон снова закрывает глаза.

Поцелуи Лавкрафта всегда соленые, Джон быстро к этому привыкает. Он вообще удивительно быстро привыкает к Лавкрафту рядом. К его странным вопросам, дерганым движениям, будто тело ему не родное, к страсти к сладкому, сонному виду, пустым интонациям. И это только сначала они пустые. Джону кажется, что он учится отличать тысячу и один оттенок этой мнимой пустоты.

Лавкрафту нравится часами лежать в воде, шоколадное мороженое, торты со взбитыми сливками и когда его целуют. Джону очень хочется, чтобы Лавкрафту это нравилось.

Он никогда не бывает против, размыкает губы, подается вперед, обманчиво послушный, обнимает Джона зеркально, как сам Джон обнимает его — только сразу кучей рук. Нет, щупалец, конечно. Самые крепкие объятия в жизни Джона. Те, из которых не хочется выпутываться. Может, даже никогда в жизни.

Джон вскидывается, резко садится — так, что в глаза на секунду темнеет, — когда его лоз касается что-то. Что-то определенно живое, что-то разумное. Что-то будто гладит лозы, обвивает их все больше и дальше. Джон пробует быстрее оттянуть лозы назад, убрать из воды — они уже слишком далеко и глубоко — но это что-то цепко держится и тянется следом.

Когда над поверхностью воды вместе с лозами появляются щупальца, Джон вообще не уверен, что верит своим глазам.

Макушка Лавкрафта возникает еще минут через пять — очень неспешно. Сначала волосы, как струи осьминожьих чернил, расплываются во все стороны. Потом становится виден бледный лоб, и вот — черные глаза. Джон смотрит в них и украдкой щипает себя за бедро побольнее. И, черт, это правда больно.

— Здравствуй, — Лавкрафт вроде бы просто приветствует, но почему-то это звучит как вопрос. У Джона заполошно, в самом горле бьется сердце, а лозы подрагивают.

— О, — хрипло выдает он и быстро прочищает горло, цепляет Лавкрафта лозами за руки, бедра, тащит его к пирсу побыстрее. — Привет.

— Ты мог просто позвать, — сообщает Лавкрафт — будто бы даже немного ворчливо. Джон цепляется за его плечи уже руками, тянет к себе, на себя. Падает на спину и смотрит во все глаза на Лавкрафта, нависшего над ним. Длинные волосы падают Джону на грудь, сразу вымачивают рубашку.

— Да? Вот так просто? — Джон смеется.

Лавкрафт задумчиво склоняет голову набок. Протягивает руку и ведет большим пальцем — холодным и соленым, как и надо, как Джон и ждал — по щеке, по виску. Прослеживает подушечкой морщины.

— Я долго, — неуверенно говорит Лавкрафт.

Джон запускает пальцы в его мокрые волосы, сжимает, тянет к себе. Поцелуи у Лавкрафта такие же соленые, как он помнит.

— Контракт Фицджеральда? — Лавкрафт тычется холодным носом в щеку.

Джон снова слегка тянет его за волосы, снова целует и жмурится. Багряный под веками кажется самым красивым цветом.

— Нет. Нет, никаких больше контрактов.

Название: Дома
Автор: Steincraft
Бета: Steincraft
Пейринг: Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, семья Стейнбек
Размер: 1159 слов
Рейтинг: PG
Краткое содержание: «Если хочешь войти через дверь, тебе придётся меня поцеловать».
Примечания: флафф, Джон не страдает, Лавкрафт почти не НЁХ

Дорогу завалило по пояс. Дома покрылись толстым слоем снега и напоминали печальных рождественских гномов. Украшения были надёжно скрыты от посторонних глаз, так что даже вблизи нельзя было рассмотреть ни венка на двери, ни гирлянд, ни слепленного детворой снеговика. Кто-то сильно погорячился, дав циклону красивое женское имя «Даниэлла». Он не ожидал, что даже в крупных городах на целую неделю остановится работа общественного транспорта, а люди быстрее будут добираться на работу пешком, чем тратя часы времени на откапывание машины из сугробов.

Основная магистраль вселила в Джона надежду, что получится проехать через заносы и успеть до ночи, но надежда умерла раньше, чем он выпрыгнул из кабины застрявшего грузовика прямо в рыхлый снег.

— Ну и дела, — Джон почесал в затылке и медленно пополз к багажнику, где для таких случаев лежали лопаты. — Поможешь, дружище?

Лавкрафт выглянул из окна, выпростал руку и набрал полную горсть снега. Он медленно таял и стекал мутными ручейками по складкам ладони, забирался под рукава одежды. Зябко передёрнув плечами, Лавкрафт тоже выполз наружу.

— Без этого никак? — спросил он, разглядывая лопату с толикой интереса.

— Мы можем заночевать в машине, но зачем, если через пару миль нас ждёт горячий ужин и постель? — рассуждения Джона всегда были рациональными и практичными. Вместо жалоб на стерву-судьбу он молча принялся выгребать снег из-под колёс машины. Медленно, но верно они расчистили небольшой участок промёрзшей насквозь земли, а затем Джон включил двигатель и обогреватель на полную мощность, позволяя клубам тепла окутать Росинанта, словно кокон. От него снег таял быстрее, дорога чистилась легче. И хотя к тому моменту как они доползли до фермы, руки Джона были красными, а пальцы не гнулись, он без колебаний шагнул навстречу Руфи и Уинфилду.

— Мы вас целый час ждём! — упрекнули они Джона. Их щёки и носы покраснели, глаза сверкали ярче гирлянд.

— Дождались ведь, — улыбнулся им Джон. — Бегите в тепло, грейтесь. Мам, пап, мы приехали!

Мать выглянула из окна и помахала рукой. От жара плиты её лицо тоже покраснело, в уголках глаз залегли морщины. С грустью Джон подумал, что родители не молодеют и рано или поздно уйдут, но грусть эта была светлая и правильная. Рано или поздно всё закончится. Но пока они живы, надо веселиться и праздновать Рождество — когда ещё получится собраться всем вместе за одним столом?

Родители как обычно повесили над входом омелу, чтобы создать больше неловких ситуаций. Прекрасно знавший о ловушке Джон в дом не зашёл, взял через окно две кружки глинтвейна и поманил Лавкрафта за собой. Поесть они всегда успеют, мама привыкла готовить много и помощников на этот раз у неё хватало. Роза понимающе хихикнула и, выпорхнув на улицу в домашних тапочках, протянула Лавкрафту два куска ароматного куриного пирога, завёрнутых в салфетки.

— Марш в дом, пока ноги не отморозила! — гаркнул отец.

Следом раздался дружный смех, заиграла тихая музыка — муж Розы включил телевизор. Как бы ни хотелось присоединиться к ним, Джон упрямо следовал намеченному ещё несколько дней назад плану. Он достал из пристройки стремянку, надёжно закрепил возле стены и полез наверх первый, прижимая к груди кружки. Немного глинтвейна выплеснулось на рубашку, но это малая кара за нежелание целоваться на глазах у всей семьи.

Крыша утопала в стегу. Очистив клочок для себя и Лавкрафта, Джон сел и обменял ещё тёплую кружку на пирог. Несколько месяцев они не могли выбраться из колеса дел и рутины. Слишком много работы навалилось, постоянные задания, дела, отчёты… хотя отчёты, в самом деле, меньшее из зол. Приглашение, а точнее, требование приехать в гости к какому-нибудь празднику Лавкрафт получил ещё летом, когда ответил на звонок чужого телефона и случайно познакомился с матерью Джона. После она восхищённо рассказывала самому Джону, какой его напарник милый молодой человек, на что Джон фыркал в кулак и разрывался между желанием согласиться с матерью и сказать ей правду.

Но как-то к слову не пришлось.

— В детстве я выбирался из своей комнаты через окно на крышу и любовался звёздами, — глинтвейн ухнул в желудок и мгновенно согрел изнутри, превратив бледные щёки в красные, как у какой-нибудь диснеевской принцессы.

— У тебя не было телескопа?

— Откуда! — рассмеялся Джон. — Знаешь, сколько эта дура стоит? Игрушечный да, был. Настоящий я увидел намного позже, когда прибился к экскурсии. А дома звёзды словно ближе, понимаешь? Можно протянуть к ним руку…

— И схватить?

Лавкрафт аккуратно поставил кружку, подпёр её остатками пирога и совершил движение, каким обычно ловят теннисные мячи на кортах. В ладони у него вместо мячика на первый взгляд ничего не было. Только присмотревшись, Джон понял, что несильно сжатый кулак слабо светился.

— Как ты… — Лавкрафт наклонился совсем близко, Джон чувствовал его дыхание на своей щеке. Сложенные лодочкой ладони раскрылись, выпуская крохотную очень горячую искру, которая несколько мгновений висела в воздухе, а затем стремительно полетела вверх, оставляя за собой яркий шлейф.

— Падающая звезда, — невозмутимо потерев обожжённые ладони, Лавкрафт взял кружку, с удовольствием допил глинтвейн и вытянул ноги. — Ты успел загадать желание?

Джон стало смешно: он думал, что дома чудеса ненадолго отойдут на второй план. Жизнь превратится в подобие популярных американских сериалов, где люди работают, влюбляются, празднуют Рождество, едят пироги и закапывают в сугробы садовых гномов.

Вместо этого Джон получил подзатыльник и немой укор: чего ты боялся, спрашивается?

— Дурак я, Говард, — плечом к плечу сидеть теплее. Зад всё равно онемел и уши замёрзли, зато внутри по-прежнему теплился огонёк. Наверное, мама добавила в глинтвейн слишком много имбиря. — Не успел, прости. Надеюсь, твоё желание сбудется за нас двоих.

— Всё, чего я хочу — это побывать у тебя в гостях, — спокойный тон Лавкрафта убаюкивал. Снова начали падать снежинки, красиво вплетаясь в его длинные волосы. Джон подставил ладонь, но от человеческого тепла замёрзшая вода моментально растекалась лужицей. — Зайти через дверь, пожать руку твоему отцу и посидеть возле камина хотя бы десять минут. Кажется, именно так у вас принято отмечать этот смешной праздник?

Для Лавкрафта все праздники были смешными, он не понимал их смысла. Зато радовался подаркам, как дитя. Несправедливо будет лишать его ощущения чуда в такую волшебную ночь. Джон кивнул, несильно сжал пальцы Лавкрафта и шутливо предупредил:

— Если хочешь войти через дверь, тебе придётся меня поцеловать.

— А в этом есть что-то плохое?

— Нет, — Джон улыбнулся и слез с крыши, вслепую нашаривая носком сапога перекладины. Звёзды ярко светили только рядом с Лавкрафтом, на мёрзлой земле среди снежных заносов их свет рассеивался и ни капли не помогал ориентироваться. — Тогда идём?

Ещё ребёнком Джон помнил, как мать подшутила над соседями — пригласила их накануне праздника и не предупредила об омеле. Эту куцую веточку популяризировали так сильно, что при одном её упоминании у многих начинали гореть щёки. В тот день случайно целовались все — и дяди с племянниками, и матери с дочерьми, и возлюбленные, и даже старенький дед Мэтью клюнул в щёку свою собаку, которая пролезла впереди жены. Ничего странного не было в том, что Руфь восторженно взвизгнула и подпрыгнула, когда Джон притворился, будто не знал об омеле, а Лавкрафт наклонился к нему и поцеловал в губы.

— С Рождеством, — тепло сказал ему Джон, усаживая возле камина и надевая связанные матерью перчатки на пальцы. — Теперь ты часть семьи. И не отвертишься, когда нам придётся ездить сюда на каждый день рождения или именины.

— Я не буду вертеться, я буду спать, — просто ответил ему Лавкрафт и в самом деле прикорнул на плече Джона, когда совсем утомился от игр Руфи с его волосами.

Название: Рыбки
Автор: Steincraft
Бета: Steincraft
Пейринг: Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
Размер: 511 слов
Рейтинг: PG
Краткое содержание: На публике хочется нарушать правила.
Примечания: у каждого члена Гильдии есть серьёзная должность и «публичная» роль.

Аквариум занимал половину стены и, хотя не был настолько же дорогим, как тот монстр из кабинета Фицджеральда, всё равно полностью приковал внимание Лавкрафта. Колыхались водоросли на дне, сверкали центы и монетки покрупнее, брошенные туда в попытке привлечь удачу. На взгляд Джона министры жили и так слишком хорошо, чтобы просить сверху ещё добра за красивые глаза. Красные ковровые дорожки, искусственные фикусы, мягкие удобные кресла и бокалы шампанского для уважаемых гостей — всё как на картинке, аж тошно.

Джон не признавался даже самому себе, что хотел бы отмотать время назад и вытянуть из шляпы с записками любую другую должность. Почему Натаниэлю досталась сфера религии, где он чувствовал себя в своей стихии, а простому парню Джону с севера Оклахомы приходится протирать задницу на совещаниях? Он же ни бельмеса не понимает в политике и экономике.

Стоять, сжимая в одной руке бокал, а второй удерживая напарника от каннибализма — та ещё задачка.

— Не трогай чёртовых рыб.

Лавкрафт неохотно опустил крышку аквариума, которую всего мгновение назад приподнял и запустил туда щупальце.

На звук отреагировал толстый министр, что б ему провалиться:

— Вы что-то сказали?

— Нет-нет, кашель замучил. Кх-ха-кха, слышите?

Джон выдал заученную до автоматизма безликую улыбку, спровадил любопытного министра и снова пихнул Лавкрафта локтем в бок. Тот гипнотизировал ярких рыб и облизывался.

— Съешь бутерброд с икрой, это вкусно и нормально, — свистящим шёпотом взмолился Джон. — Пожалуйста!

— Но… почему нельзя?

Накануне Джон убил полчаса и сотню нервных клеток, чтобы объяснить напарнику, что сырую рыбу принято есть только в виде суши. Он вроде бы понял и обещал вести себя хорошо. Обычно проблемы начинались, когда рядом с ним появлялся аквариум больше литра объёмом и рыбки… проклятые рыбы тупо пускали пузыри и махали плавниками, не подозревая о своей скорой гибели.

— Потому что тогда нас выгонят из здания, а Фицджеральд не получит два нужных ему голоса.

— Меня это не волнует, — знакомо дёрнул уголком губ Лавкрафт. С неожиданной гордостью Джон узнал в этом жесте собственный. Он не раз делал так, когда в детстве отец ругал его за проказы младших.

— Потерпи немного, — Джон взял его за рукав костюма. Строгий тёмно-серый пиджак превратил бы Лавкрафта в безликий планктон, однако волосы и снисходительное выражение лица сразу выделяли его из толпы. Даже прожжённые министры не умели опускать собеседника до уровня инфузории одним лишь взглядом. — Или хотя бы вылавливай их незаметно. Тут везде камеры.

Лавкрафт кивнул, показывая, что принял информацию к сведению, и вновь повернулся к аквариуму. Джон вздохнул, немного потолкался среди важных шишек, ответил на парочку вопросов и поставил подпись под бумагой, которая имела значение для кого-то другого, но не для него. Фицджеральд обеспечил им высокое положение в обществе и насильно выучил держаться достойно, наняв разномастных наставников дикции, дипломатии и риторики. Но суть-то не переделаешь. С каждым часом Джон скучал всё сильнее, галстук сдавливал шею, а новые, никогда раньше не ношенные туфли ужасно натирали пятки и большие пальцы.

Наконец пытка закончилась: все степенно разошлись по автомобилям, их тоже ждала машина с водителем, который не задавал лишних вопросов. Каким-то чудом Лавкрафт умудрился тоже оставить закорючку в бумагах и не попасться на глаза охране. Он шёл рядом с Джоном, невозмутимый и серьёзный.

Выдавали его влажные рукава рубашки и несколько чешуек в уголке рта.

@темы: OTP Wars 2018, Выкладка по канону, Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт, Текст

---

Юкичи Фукузава/Огай Мори, день канона

[FukuMori team]

Название: Весна
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Огай Мори/Юкичи Фукузава
Размер: 747 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: У Мори наступила весна.
Примечания: флафф, бессмысленный и беспощадный

Весной они зажимались по углам как коты.

В темных подворотнях, где было не видно и не слышно, в парке, под сенью цветущих деревьев, за складскими помещениями, в набитых офисными работниками барах. Весной они меняли слишком броскую одежду на нейтральную, чтобы полностью слиться с городом. Потому что Мори изнывал от редких зимних свиданий в помещениях, и его тянуло на сомнительные подвиги. Потому что Фукузава не хотел говорить "нет".

Фукузава опирался на стену лопатками, стараясь свести контакт к минимуму, пока Мори прослеживал губами линию от челюсти до ключиц. Прикусывал кожу, ласкал языком, слегка царапая свежей щетиной. Руки, беспорядочно шарящие по телу, остановились на бедрах, красноречиво сжали. Фукузава дернул Мори за свисающие пряди, отвлекая.

— Не здесь, — придать голосу твердости оказалось непросто.

Где-то неподалеку завыли собаки, чертыхнулся, наступив в лужу, прохожий. Мори смотрел на него, то ли уговаривая продолжить, то ли оценивая предложение. На пробу погладил и чуть ли не обиженно убрал руки, получив по ним несильный шлепок. Фукузава коснулся большим пальцем опухших от поцелуев губ, вкладывая в этот жест всю нежность, на которую был способен. Отказывать было непросто, но здравый смысл заглушал любой спонтанный порыв. Один всегда должен сохранять хладнокровие, чего бы это не стоило. Эта простая истина помогала как при работе в команде, так и в отношениях. Особенно сейчас.

Мори неохотно отстранился и скрестил руки на груди, всем своим видом предлагая обозначить дальнейшие планы, раз уж секс в подворотне в четыре утра отменяется. Фукузава отряхнул кимоно, стараясь не опускать взгляд его на узкие брюки, которые ничего не скрывали. Плана, как такового, у него не оказалось.

Если бы кто-то однажды сказал, что весеннее обострение принесет ему немало забот, Фукузава не поверил бы, а то и предложил задуматься о различии между людьми и животными, ведомыми инстинктами. Но Мори владели не только лишь инстинкты. К счастью всей Йокогамы и ее окрестностей, размножаться он вроде как не собирался. А вот на протяжении недели оказывать нетипичные для него знаки внимания на год вперед — вполне. Вот уже несколько лет первая неделя апреля у Фукузавы выдавалась... сложной. Вся рациональность Мори днем и вечером принадлежала мафии, вся весенняя страсть ночью и утром — Фукузаве. Он все чаще ловил себя на мысли, что не против поменяться.

— Мори, нам не пятнадцать, чтобы вот так... Тем более, кто-нибудь увидит.

Мори саркастично хмыкнул, оставив его слова без ответа. Обычно многословный и эмоциональный, в такие дни он становился на редкость лаконичным, если дело не доходило до дурацких "нежных" прозвищ. Тот прохожий был единственным человеком на улице за последние два часа, и вряд ли кому-то интересен узкий переулок между домами, где Фукузава оказался зажат. Апеллировать к возрасту тоже было бессмысленно. Ну не на кота же, замершего с огромными глазами у коробки, ссылаться! К слову, кот выглядел смутно знакомым... А, неважно.

— Нет.

Мори с интересом склонил голову набок. Кивнул. Развернулся на пятках и вышел из переулка, не проронив не слова. Фукузава слишком хорошо его знал, чтобы понять, что это была не обида или разочарование, это было приглашение.

Они шли улицам плечо к плечу, иногда соприкасаясь пальцами и рукавами, под постепенно светлеющим небом, вдыхая прохладный утренний воздух. Бесцельно мерили шагами свой город. Останавливались пару раз у ещё не до конца отцветшей сакуры, наблюдая за медленным падением лепестков. Целовались на ступеньках библиотеки, огибали полицейские участки, искали комбини, чтобы купить перекусить и сигареты для Мори, и курили одну на двоих, сидя на пирсе. Фукузава набросил на них хаори, провожая взглядом маленькие фигурки рыбаков, уходящих в море, и слушал тихое дыхание рядом.

— Спать? — голос от холодного воздуха и долгого молчания охрип, слова прозвучали неуместно, портя момент. Фукузава неловко откашлялся. Мори оторвал голову от его плеча, сонно моргнул и закутался в темную ткань.

— Мне скоро вставать.

— Хочешь, завтра выйдем в море?

— Используешь собственность агентства в личных целях?

— Нейтрализую босса мафии.

Фукузава вовлек его в поцелуй, не давая ответить едкостью. Мори лениво ответил, позволяя уложить себя на холодные доски пирса и нависнуть сверху. Его глаза ехидно блестели, выбившиеся из хвоста волосы разметались, губы, изогнутые в лёгкой усмешке, манили.

— Тут-то точно никто не увидит.

Фукузава с трудом подавил порыв крикнуть улюлюкающему вдалеке рыбаку что-нибудь нецензурное. Видимо, это как-то отобразилось на его лице, потому что Мори рассмеялся.

— У меня есть квартира неподалеку.

— А ключи?

Лёгкий свитер, неприлично узкие брюки, в которых не то что ключи, сам Мори едва помещался, ботинки на толстой подошве... Даже парочка припрятанных скальпелей, очевидно, выпирала: связке ключей от хотя бы половины квартир Мори просто физически было негде расположиться.

— У тебя есть отмычка? — он предвкушающе улыбнулся.

— Конечно.

Фукузава подал руку, помогая Мори подняться, поправил хаори под насмешливым взглядом и переплел свои пальцы с его.

— Веди.

На сердце набирала силу весна.

Название: Лента
Автор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Пейринг: Огай Мори/Юкичи Фукузава
Размер: 1028 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Ленту для волос — и целый мир впридачу.
Примечания: постканон,

спойлер

Фукузава по договоренности уходит в мафию

Белая перчатка, лежащая на столе, кажется розовой в лучах закатного солнца, будто кто-то испачкал ее в крови, а после не потрудился отстирать пятна до конца. Разумеется, это неправда. Фукузава знает, что испорченные перчатки Мори выбрасывает безо всякой жалости, а между платьев Элизы и в ящиках рабочего стола у него хранится с десяток запасных пар.

Сам Мори сидит на подоконнике — за спиной его десятки и десятки этажей, вся высота черного небоскреба. Фукузава мог бы столкнуть его вниз одним плавным движением (какая беспечность — отсылать всех телохранителей прочь, оставаясь наедине со своим старым врагом), надавить на плечо, положить ладонь на темную рубашку, почувствовав биение чужого сердца, прежде чем отправить короля преступного мира Йокогамы к подножию его дворца.

Вместо этого он вздыхает и опускается на одно колено перед импровизированным троном (перед белым халатом вместо горностаевой мантии и пластиковой заколкой в виде божьей коровки вместо короны).

Это неправда, что Мори сейчас без телохранителей. Ему просто не нужны другие — не теперь, когда Фукузава так демонстративно признает, что готов сдержать свое обещание. Он один способен заменить сотню и тысячу лучших убийц, за ним легко и просто идти, как по скользкой, но ровной дороге, залитой кровью врагов. Мори наверняка помнит его спокойное «я убил их всех», и хочет услышать сейчас — «я убью за тебя». Он, всегда следующий логике и здравому смыслу, поддаётся искушению присвоить себе чужое, прижать к груди и никому не отдавать, как ребёнок, первый заметивший в детском саду самую лучшую игрушку. Игрушка может как вспороть ему горло, так и поддержать, сжать грубо плечо и оттолкнуть в сторону, уводя от пули или подлого удара.

Снизу вверх смотреть почти больно: солнце бьёт прямо в глаза, заставляет моргать и щурится. Вокруг головы Мори концентрируется едва различимый ореол, тёплое марево, так не похожее на нимб, что такое сравнение даже не приходит Фукузаве в голову. Он смотрит на божью коровку и видит кровавые отблески на дешёвой блестящей пластмассе.

Фукузава себя не обманывает — в агентстве много людей, чьи способности оказались бы куда полезнее для мафии, нежели его боевые навыки: Ацуши с его регенерацией, Дазай — заблудившийся ребенок, никогда не забывающий, откуда он родом, Ёсано, способная вытащить человека с того света. Но Мори выбирает Фукузаву не для мафии.

Выбирает его для себя.

Мысль эта эгоистична и нелепа: Мори пришлось приложить слишком много усилий, чтобы поверить, что он пошел на это только ради того, чтобы катана Серебряного Волка снова отнимала жизни согласно его планам. Но Фукузава на миг представляет: а на что был бы готов он сам, если представить, что наградой оказался бы Мори — в Агентстве, беззаботно флиртующий с клиентками, помогающий Ёсано во время операций, варящий жуткий по вкусу и свойствам кофе на подсобной кухоньке в их офисе?

На всё.

Мори приходил бы в его кабинет, как к себе домой. Болтал о пустяках с серьёзным видом и о важном — с улыбкой Джоконды, проклятым нечитаемым изгибом, постоянно мелькающим на губах Дазая, только в разы тоньше и сложнее. Небрежно оставлял халат на его кресле или отпивал чай из его, Фукузавы, чашки, чтобы после невинно округлить глаза и прижать ладонь ко рту в притворном смущении. От него убегал бы на другой конец города Дазая, а Ацуши ластился, потому что кошки всегда питали к Мори ненормальную слабость, граничащую с обожанием. Фукузава представляет, как уходил бы домой вместе с ним или оставался на ночь в Агентстве, или невзначай касался руки в коридоре, или позволял обнимать себя и дуть в шею, в то место, где волосы не прикрывали кожу.

Он представляет всё это и думает, что определённо сошёл с ума.

Ловит взгляд Мори — такой же непонятный и нечитаемый, как и его улыбка — он не спасает, не сводит вместе когда-то разрубленные концы верёвки. Колени болят, в мышцах нарастает напряжение, но Фукузава подавляет дрожь, восстанавливает дыхание. Ему спокойно и просто, будто после десятка часов медитации. Он задаётся одним лишь вопросом:

и ты тоже?

Странно предполагать, что это желание — видеть другого на своей стороне — у них с Мори взаимно. Слишком долго он не видел в его глазах ничего, кроме тщательно сдерживаемой злости. Или, может быть, не хотел видеть, отгородившись долгом и обязанностями перед подчиненными? Очень удобно притворяться врагами и сражаться, как всё те же дети, деля поровну оловянных солдатиков на крошечном макете настоящего города. Рядовых Мори без сожалений пускает в расход, офицерами дорожит, а лейтенанты и генералы его личной армии стоят слишком дорого, чтобы убирать их из игры до того, как они совершат ход. Армия Фукузавы другая, он командует иначе и сам выходит одинокой серебряной ладьёй против чёрного короля. Выходит, чтобы пасть.

Или победить?

Они так долго сражались, что почти забыли: дышать легче, когда второй прикрывает спину. Король не проиграет свою хитрую партию, потому что ладья ходит не по правилам и соглашается на условия, подходящие только безумцам и самоубийцам. Незаметно рукава хаори Фукузавы окрашиваются в чёрный — и он думает вскользь, что хочет и себе нелепую божью коровку.

Божья коровка ему не достанется — но может, достанется кое-что другое: темно-зеленую, в тон его кимоно, ленту для волос Мори пропускает сквозь пальцы так напоказ, что сомневаться в ее предназначении невозможно. О традиции дарить элемент одежды на вступление в организацию Фукузава наслышан и ему жаль одного: прохладный, тонкий шелк замарается в первой же битве.

В звонком смешке Элизы за спиной он читает ответ на свои сомнения — пусть Фукузава испачкает кровью эту полосу ткани, пусть она соскользнет с непослушных прядей, когда он резко развернется, встречая горло очередного противника катаной — Мори вовсе не против подарить ему еще одну.

Ленту для волос — и целый мир впридачу.

— С этого дня вы официально мой телохранитель, — объявляет Мори торжественно. Наедине — все генералы спят. — Располагайтесь в любой удобной комнате, у нас хватает места.

В подпольной клинике была одна кровать на двоих, чья-то печень в холодильнике и горький чай. Фукузава помнит об этом и молчит. Ему интересно, что Мори скажет дальше.

О серьёзном — с улыбкой Джоконды.

— Можете называть меня «Мори-доно» по старой памяти, — усмехается Мори. Он молчит, наслаждаясь дрожью, пробежавшей по лицу Фукузавы, а затем добавляет чуть хриплым глухим голосом. — И — добро пожаловать.

— В мафию? — уточняет Фукузава. Его почти забавляет этот неожиданный формализм.

— Ну что вы, — тот смеется и тянется к нему ладонью без перчатки. Фукузава склоняет голову, чтобы ему было удобнее. Этот жест — клятва верности куда очевиднее, чем холод, пробирающийся от пола в колени. — Добро пожаловать домой.

Под ласково вплетающей ленту в его волосы рукой Фукузава чувствует себя так, будто никогда не уходил.

Название: Тайяки
Переводчик: FukuMori team
Эдитор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Оригинал: @sanoji_sm © Автор
Пейринг: Юкичи Фукузава / Огай Мори, Элиза
Рейтинг: G
Количество страниц: 1
Краткое содержание: "Съем целую кучу и растолстею..."

Название: Неудобство
Переводчик: FukuMori team
Эдитор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Оригинал: @omikyoko © Автор
Пейринг: Юкичи Фукузава / Огай Мори
Рейтинг: G
Количество страниц: 1
Краткое содержание: Что-то не так?

Название: Разговоры о поэзии (нет)
Переводчик: FukuMori team
Эдитор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Оригинал: @sanoji_sm © Автор
Пейринг: Юкичи Фукузава / Огай Мори
Рейтинг: G
Количество страниц: 1
Краткое содержание: В постели нечем больше заниматься, кроме как болтать.

Название: Красивый цвет
Переводчик: FukuMori team
Эдитор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Оригинал: @tarataratatara ©Автор
Пейринг: Огай Мори/Юкичи Фукузава
Рейтинг: G
Количество страниц: 1
Краткое содержание: У Мори всегда есть тайный умысел.

Название: Scars
Переводчик: FukuMori team
Эдитор: FukuMori team
Бета: FukuMori team
Оригинал: @kotatsumuri07 ©Автор
Пейринг: Юкичи Фукузава/Огай Мори
Рейтинг: PG-13
Количество страниц: 4
Краткое содержание: "Это же было взаимно."

Название: Венерина мухоловка.
Автор: FukuMori team
Пейринг: Юкичи Фукузава/Огай Мори
Рейтинг: PG
Примечания: во всем виновата эта страница.

@темы: Арт, OTP Wars 2018, Выкладка по канону, Юкичи Фукузава/Огай Мори, Текст

---

Сдвиг сроков

[BSD OTP Wars]

По просьбам потенциальных участников сдвигаем сроки выкладок на две недели. Выкладки работ начнутся 14 апреля, а заявить новую команду можно будет до 13 апреля включительно. Не забудьте подать запрос на вступление в сообщество от командного логина, чтобы организатор успел ее одобрить. Хорошей игры)

Подробнее с новым расписанием и старыми правилами можно ознакомиться здесь: bsdotpw.diary.ru/p215046901.htm

@темы: Организационное, Правила, OTP Wars 2018

---

Тема для вопросов

[BSD OTP Wars]

Вы можете задать здесь любые вопросы по проведению ОТПВ.

Логин для анонимного комментирования есть в эпиграфе сообщества.

@темы: Организационное

---

Прием заявок на OTP Wars 2018

[BSD OTP Wars]

Прием заявок на мини ШВ
В этом посте участники, которые еще не состоят ни в одной команде, а также уже сформированные команды или их представители, могут оставлять заявки на участие в мини ШВ.

Прием заявок продлится до 13 апреля включительно.

Форма подачи заявки для одиночного участия:

Ник:
Форма связи: (у-мыл, эл. почта)
В качестве кого хотите участвовать: (автор, переводчик, бета, артер, клипмейкер, коллажист)
За какие команды хотите играть:

<b>Ник:</b>
<b>Форма связи:</b> 
<b>В качестве кого хотите участвовать:</b> 
<b>За какие команды хотите играть:</b> 

Форма подачи заявки для командного участия:

1. Название команды/пейринг:
2. Список участников:
-
-
-
3. Информация по набору:

<b>1. Название команды/пейринг:</b>
<b>2. Список участников:</b>
- 
-
-
<b>3. Информация по набору:</b>

В графе "информация по набору" нужно указать открытая команда или закрытая, можно добавить, кого вам не хватает в команду (например: очень нужен артер) и любую другую полезную потенциальным участникам информацию.

Минимальное количество участников в команде — 1, максимальное не ограничено. При желании команда может выбрать капитана, но это не обязательно.

Один человек может играть за любое количество команд. Заявку можно подать как от своего основного логина, так и от виртуала.

В случае командной заявки набор/донабор участников проходит на усмотрение самой команды. Если в команде закрытый набор, а вам очень хочется поиграть, то у вас два пути:
- Записаться в другую команду и принести работы на день чужого пейринга.
- Собрать другую команду по этому пейрингу и пойти отдельно, дубли разрешены.

Хорошей всем игры.

Уже идут:
— Юкичи Фукузава/Огай Мори
— Джон Стейнбек/Говард Филлипс Лавкрафт
— Фрэнсис Скотт Фицджеральд/Марк Твен
— Ода Сакуноске/Озаки Коё - отказались от участия

@темы: Организационное, Сбор команд, Официальное, OTP Wars 2018

---

Пост предварительного сбора и поиска сокомандников

[BSD OTP Wars]

Хотите найти сошипперов и сходить за редкий пейринг? Напишите сюда, вдруг он окажется не таким уж редким.

Это неофициальный пост поиска и переклички шипперов. Если вы ждали знак, чтобы поговорить о команде своей мечты, то это он

Официальный набор начнется 17 марта и для него будет создан отдельный пост.

@темы: Сбор команд, Неофициальное

---

Правила OTP wars 2018

[BSD OTP Wars]

1. Сроки

1.1 Конкурс пройдет с 17 марта 2018 года по 30 апреля 2018 года. Прием заявок начнется 17 марта в соответствующей записи в этом сообществе и продлится до 13 апреля включительно.

1.2 С 14 апреля по 22 апреля пройдут выкладки работ.

1.3 Голосования за работы темы открываются по завершении дня выкладки данной темы. Последний день голосования — 29 апреля. Результаты и победители будут объявлены 30 апреля.

2. Участники и команды

2.1 В число пейрингов могут входить слэш, фемслэш, гет. К участию допускаются команды любых пейрингов/тройничков/четверничков и т.д., принадлежащих канону Bungou Stray Dogs..

2.2 Если команда заявляется тройничком/четверничком и т.д., то работы должны быть посвящены именно этому сочетанию. Например, если команда заявилась как «Куникида/Рампо/Ёсано», то работа, где любовные отношения у Куникиды и Рампо, а Ёсано следит за ними с трибун, не годится.

2.3 Сборные пейринги не допускаются. Джен не допускается.

2.4 Дублирование пейрингов допускается.

2.5 Внеконкурсных команд нет.

2.6 Ограничений на количество участников нет.

2.7 Один человек может играть за любое количество команд. Заявку можно подать как от своего основного логина, так и от виртуала.

2.8 Запись на конкурс проходит в специально заведенном для этого посте. Запись может быть как одиночной (юзер указывает, за какой пейринг желает играть), так и командной (капитан команды/заместитель от своего логина или от логина командного сообщества указывает состав своей команды, закрытый/открытый набор).

2.9 Допускается участие анонимных доброжелателей, не состоящих в команде. Анонимные доброжелатели могут быть бетами или консультантами, но не имеют права быть авторами какой-то части работы.

Форма подачи одиночной заявки:

Ник:
В качестве кого хотите участвовать: (автор, переводчик, бета, артер, клипмейкер, коллажист)
За какие команды хотите играть: (количество не ограничено).

3. Выкладка работ

3.1 Выкладка работ происходит анонимно от командного логина в данном сообщество начиная с 00:00 часов дня выкладки, и заканчивается в 23:59 этого же дня. Если работа (часть работы) была выложена в 00:00 часов следующего дня и позже, то она переходит во внеконкурс.

3.2 Команды обязаны вступить в сообщество с командного логина заранее, до начала первой выкладки. В противном случае организатор не несет ответственности за пропуск выкладки из-за того, что не успели одобрить вступление команды в сообщество.

3.3 К участию в конкурсе допускаются любые виды работ: тексты (авторские и переводные), визуал (рисунки, коллажи, видеоклипы, авторские стрипы и додзинси), челленджевые (прочий вид креатива, не относящийся к текстам и визуалу, например, переводные стрипы и додзинси, флэш-игры, аватарки, колоринги манги и т.д.).
Работы не должны нарушать законы Российской Федерации и правила Diary.ru.

3.4 Работы не могут являться сиквелами/приквелами/вбоквелами к уже существующим за исключением случаев, если работа является самостоятельной и из нее никак не очевидно, что это часть цикла.

3.5 Минимальный объем текстовой работы — 500 слов. В случае переводов количество слов считается по оригиналу. Рейтинг и максимальный объем работ не ограничены.

3.6 Максимальное количество работ в одной выкладке — не ограничено. Минимальное — 1.

3.7 Все работы, выкладываемые в ходе конкурса, должны быть новыми и не публиковавшимися нигде ранее.

3.8 Работы не должны быть дженовыми. Степень «дженовости» остается на усмотрение команд. Правилами допускаются различные толкования пейринга, как общепринятые (сексуальные отношения, юст), так и платоническая любовь, броманс и т.д.
Оценка раскрытия пейринга остается на откуп читателям.
Организатор оставляет за собой право снять дженовую работу, если она вызовет конфликт и к нему обратятся представители других команд-участниц.

4. Задания и темы

4.1 Расписание выкладок:

14 апреля — выкладка работ в рамках канона
18 апреля — выкладка работ АУ
22 апреля — выкладка чужих пейрингов

4.2 К работам в рамках канона относятся все работы, действие которых происходит в мире канона, не противоречат законам этого мира (например: в нашем каноне нет инопланетян), и учитывают события канона. Также работами в рамках канона считаются все фики с постканоном, преканоном и пропущенными сценами (например: рассказать в фике, как познакомились Фицджеральд и Мелвилл — это работа в рамках канона, описать, как они открыли врата в загробный мир — это АУ).

4.3 К АУ относятся все фики с тотал-АУ (другой мир, параллельная реальность, космоопера и т.д.), мистикой (привидения, вещие сны, монстры и т.д.), АУ, нарушающие законы реального мира (соулмейт, манипуляции со временем, бессмертие и т.д.), АУ, отрицающие канон полностью или в значительной части (например: Дазай после мафии пошел не в ВДА, а в особый отдел).

Если у команды возникнет сомнение в том, на какую выкладку подходит та или иная работа, то они могут уточнить это у организаторов, прислав вопрос на u-mail сообщества.

4.4 В день чужого пейринга команды могут выложить любое количество работ по всем пейрингам, кроме командного. Количество пейрингов не ограничено.

5. Голосование

5.1 Голосование за каждое задание стартует в отдельном посте на следующий день после выкладки и продлится до 29 апреля включительно.

5.2 При голосовании читатели выбирают три работы, которые они считают лучшими. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя. За каждую строчку голосования команды получают один балл.

Форма голосования:

Команда А, Название работы
Команда Б, Название работы
Команда В, Название работы

5.3 В голосовании не могут принимать участие юзеры, зарегистрированные после 13 марта 2018 года.

5.4 Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

6. Внеконкурс

6.1 На внеконкурс можно принести любую работу, если вы не успели к дате соответствующей выкладки. Во всем остальном внеконкурсные работы должны соответствовать тем же ограничением, что и конкурсные.

6.2 Количество внеконкурсных работ не ограничено.

6.3 Внеконкурсные работы выкладываются в любой день, кроме дней основной выкладки, до 29 апреля включительно.

6.4. За внеконкурсные работы голосования нет.

7. Штрафы

7.1 Работы, выложенные после 23:59 дня выкладки автоматически переносятся во внеконкурс. Голосовать за них нельзя..

7.2 До оглашения результатов конкурса все авторы должны сохранять анонимность. За деанонимизацию работа снимается с конкурса, а команда лишается баллов за нее.

7.3 Команды не снимаются с конкурса за пропуск выкладок.

8. Прочее

8.1 Изменения в правилах можно обсуждать до начала набора. После старта конкурса никаких изменений вноситься не будет.

8.2. В случае спорных моментов в правилах организатор принимает решение в пользу команды/команд.

За основу взяты правила Mini Ship Wars из HQ ©

@темы: Организационное, Правила, OTP Wars 2018